Untitled

Республиканцы ловко составили законопроект, чтобы отвадить от него южных демократов. Поскольку формула федеральной помощи школам в законопроекте Блэра была привязана к уровню неграмотности, большая часть первоначальных ассигнований в размере 10 миллионов долларов должна была пойти на Юг, что в какой-то мере уравновешивало непропорционально большую сумму пенсионных фондов, уходивших на Север. Хотя законопроект получил сильную поддержку южан, его поддержка не была всеобщей. Сторонники Нового Юга, понимая, что неграмотность ложится тяжким бременем на экономику, и будучи уверенными в своей способности контролировать ассигнования, в большинстве своем выступали за федеральную помощь. Противники же осуждали законопроект как неконституционный, защищали права штатов и общие школы, а также осуждали законопроект как меру Реконструкции - федеральное вмешательство, направленное на помощь чернокожим. Демократы Севера понимали, что законопроект - это способ сохранить высокие тарифы, и выступали против него. В 1880-х годах законопроект выиграл в Сенате, но так и остался заблокированным в демократической Палате представителей.77

Билль Блэра создал странную пару. Уиллард, считавший христианство и образование "отцом и матерью всех реформ" и основой "христианского американского дома", был убежденным сторонником законопроекта. Противники были неоднозначны. Светские либералы, южные бурбоны и католики объединились в оппозиции. Либералы опасались коррупции, а католическая иерархия - еще большего влияния протестантов на школы; и те, и другие считали, что контроль над школами должен оставаться на местном уровне. Блэр обрушился с критикой на католиков на заседании Сената и призвал депортировать иезуитов из США. Он стал объединять "нераскаявшуюся южную аристократию" и "иезуитскую оппозицию". Билль Блэра так и не стал законом. Разница между Севером и Югом осталась, но число детей в школах все равно почти утроилось - с семи миллионов в 1870 году до почти двадцати миллионов к 1915 году. Общие расходы выросли почти в десять раз по сравнению с 63 миллионами долларов, потраченными в 1870 году. Количество средних школ выросло на 750 % с 1880 по 1900 год, но все равно в 1920 году только 16 % семнадцатилетних окончили среднюю школу, причем девочек было больше, чем мальчиков, а коренных жителей - больше, чем иммигрантов.78

Республиканцам пришлось бороться с тарифной реформой в другом месте, и они отступили на свою излюбленную позицию: они были партией процветания, а тариф был источником высоких американских зарплат, по крайней мере, по сравнению с Европой. Они приравняли даже скромную тарифную реформу к свободной торговле - доктрине как рабовладельческого Юга, так и Великобритании, великих врагов свободного труда. Республиканцы обвиняли демократов в том, что они не заинтересованы в борьбе с монополиями, а только в замене американских монополистов британскими. Они потребовали от демократов разработать закон, который бы ликвидировал монополии и тресты.79

Дебаты о тарифах приняли неожиданный оборот: они превратились в дискуссию об американском индустриализме и опасностях концентрированного богатства. Политики поднимали эти вопросы, потому что они задевали нервы и отражали дух времени. Президент Кливленд в своей инаугурационной речи предупреждал, что "корпорации, которые должны быть тщательно сдерживаемыми существами закона и слугами народа, быстро становятся хозяевами народа". В этом он ничем не отличался от бывшего президента Хейса. Хотя Хейс был в ужасе от насилия рабочих и выступал за репрессии, он считал, что "чрезмерное богатство в руках немногих означает крайнюю нищету, невежество, порок и убогость уделом многих". Он сформулировал проблему так: "Как избавить нашу страну от конфликта между богатством и бедностью, не разрушив ни общество, ни цивилизацию, ни свободу и свободное правительство". Чрезмерное богатство было "злом", которое необходимо было искоренить. Ни Кливленд, ни Хейс не лукавили. Страх и недоверие к корпорациям и неравенству оставались широко распространенными.80