Унция или Драгоценное Ничто

На следующий день в светлом царстве принцессы разразилась первая за всё время гроза. Ветер раскачивал деревья, покрывая веранду обрывками ветвей и сорванными цветочными гирляндами. Ливень хлестал в окна, а молнии вспыхивали так же ярко, как в те грозовые ночи в башне, когда пеликаны прятались между книжных колонн.

Когда гроза стихла, она взяла лопату и отправилась посмотреть, что натворила в её владениях непогода. Оксфорд полетел следом.

Пройдя по запутанному лабиринту высокого кустарника, символизировавшего плутания Унции по себе самой, парочка вышла к лавандовому полю.

– Похоже, ваши подданные стали выше, – заметил тукан.

– Да, – она вытянула руку.

Лаванда доставала до подбородка.

– И не здороваются. Так иногда бывает, когда кто-то резко даёт в росте.

Унция только пожала плечиками. Но что-то незнакомое было в том, каким неподвижным и молчаливым стало родное поле.

– Посмотрите, ваше высочество, – он махал крылышками над её головой. – Одна из ваших молний так и не погасла!

– Это не моя молния, – она всмотрелась в мерцающий золотой зигзаг, торчащий из земли. – И гроза не моя.

– Странно, – Оксфорд присел на черенок лопаты. – Очень, очень странно, – повторил задумчиво. – Может, позовём рыцарей?

– Не надо никого беспокоить, – сказала принцесса. – Бедные рыцари довольно понервничали в своих романах!

И она зашагала в сторону молнии, чьи вспышки переводили копию тукана на её платье.

Раздался гудок и ещё гудок, и ещё, как третий звонок перед занавесом, и океанский круиз Октавиана и Айоды начался.

Капитан трансатлантического лайнера «Протей» был завсегдатаем «Вкусного Одеона» и большим поклонником музыкальной кухни. Новость о том, что на борту знаменитые артисты, моментально распространилась по судну, и вечером в корабельном клубе-ресторане негде было яблоку упасть.

Октавиана, как только тот поднялся на сцену, сразу засыпали вопросами:

– Скажите, что лучше утоляет голод, мажор или минор? – спрашивали одни.

– Правда ли, что музыка, которую вы готовили на ужин, сама чуть вас не съела? – интересовались другие.

А старушка с китайским веером, сидевшая у сцены, пожаловалась на диету, которая её совсем измучила.

– Не беспокойтесь, – пообещал ей Октавиан. – Мы угостим вас блюдом, после которого вы сможете есть всё, что пожелаете.

Он поднял смычок, и Айода запела, а в животе «Протея», прямо над машинным отделением, где кипели котлы и вращались стальные поршни, вспыхнул чудный радужный свет. Он пролился сквозь иллюминаторы, окружая лайнер блестящим облаком, более манящим, чем пелена легенд, с испокон века окутывающих тайну «Летучего Голландца».

Вокруг сцены пошли расстилаться цветущие поля, заструились ручьи пресной воды, и сады дохнули ароматом роз, и птицы, перелетая с ветки на ветку, стали услаждать слух пассажиров неземными песнями. И не было ни тягостных сомнений, ни тёмных тревог, а исполнение желаний оказалось таким же близким, как яркие и сочные плоды, которых было изобилие, и которые люди срывали, не вставая с места.

Когда же последний звук стих, и благоухание цветов и трав утекло в открытые иллюминаторы, к сцене подошла чета пожилых европейцев и торжественно объявила, что даёт своей единственной дочери согласие на брак с ковбоем из Оклахомы. Тут же подбежала и сама счастливая, заплаканная невеста и обсыпала сцену воздушными поцелуями.

Пожелав всем присутствующим счастливой семейной жизни, Октавиан напомнил, что голос «Живой Сказки» принадлежит не ему, а волшебной Айоде.

Люди признавались друг другу, что не просто насытились, но и стали слышать мир диафрагмой, а один благообразный джентльмен с седыми бачками подошёл к иллюминатору и выбросил в океан несколько новеньких карточных колод. Зал тонул в овациях, и все были довольны и сыты, особенно радовалась старушка с веером, тут же пригласившая артистов в свою компанию.

Айода остаться не смогла, сославшись на усталость, а Октавиан предложение принял. Старушку звали Розой, и её сопровождала дочь Елена с женихом Альфредом и племянник Ричард, молодой морской офицер.

– Mirabile dictu, – Роза сложила веер, открывая роскошное изумрудное колье, – мой артрит совсем исчез!

– И как только вам удаётся создавать такие образы? – Елена была в восторге.

– И лечить людей, – Ричард посмотрел на повеселевшую тётушку. – Это фантастика!

Альфред в разговоре не участвовал, отдавая дань морским деликатесам. Он явно считал, что одними сказками сыт не будешь.

– Никакой фантастики тут нет, – поклонился Октавиан. – Правильно настроенная скрипка может играть в оркестре. Так и человек, когда настроен в тон с мировым ансамблем, ему всё легко.

– Мировой ансамбль, – поинтересовалась Роза, – это, что, «Все Звёзды»?

– Можно сказать и так, – он улыбнулся.

– А как это, «быть настроенным в тон»? – спросила Елена.

– Да просто, жить по совести.

– Qualis rex, talis grex, – Роза раскрыла веер. – У вашего оркестра, верно, отбоя нет от приглашений!

– Да, с такой популярностью, – жених Елены промокнул губы салфеткой, – вы просто обязаны быть состоятельным человеком.