Сообщили, что брат Андрея, Георг, погиб в трясине при форсировании его отрядом реки. В соседней деревне глав тридцати шести семей собрали и расстреляли. Насколько Юлии было известно, русские были не лучше немцев, а поляки еще хуже. Ее знание окрестностей спасало им жизнь. Когда бы ее ни предупреждали о приближении солдат, она сажала сестер и вдову в лошадиную повозку и уезжала в лес, где они таились целыми сутками. Эти отъезды зачастую происходили посреди ночи, в снег и дождь. Пока добирались, юбка Юлии порой промерзала насквозь.
Андрей начал работать в строительной сфере. После войны он попадается на глаза лишь однажды, когда его брат Йозеф возвращается со службы. Чтобы отпраздновать, они пошли на свадьбу, напились и ввязались в драку, где их обоих серьезно порезали бритвами. Этим можно в некоторой степени объяснить его трезвый образ жизни впоследствии. В ту пору он определенно хотел-таки, чтобы Юлия приехала к нему в США, потому что в начале 1919 года раз пять отсылал ей необходимую для поездки сумму, по крайней мере, утверждал так, но ни одно из писем с деньгами она так и не получила. Неизвестно, пытался ли он отправить ей что-то в предыдущие семь лет своего отсутствия.
В 1921 году, пока эпидемия гриппа продолжала выкашивать население Карпат и незадолго до того, как Соединенные Штаты наложили запрет на иммиграцию из Восточной Европы, Юлия Вархола взяла в долг у священника сто шестьдесят долларов и отправилась на поиски мужа в Питтсбург: верхом, в повозке, на поезде и корабле.
Рабы Питтсбурга
1932–1944
Думаю, молитва помогала ему в трудные времена, а религия сформировала его характер.
Все трое сыновей вспоминали Юлию как «замечательную мать», и нет сомнений в том, что дома она их баловала. Хорошо готовила, хотя порой им и приходилось обходиться томатным супом из банки кетчупа Heinz, воды, соли и перца. Тем не менее в целом она не была знакома с деталями их жизни вне дома и отказывалась изучать английский. Ее голова была занята религией, призраком погибшей дочери и воспоминаниями о войне. Она мало что знала о том, что на самом деле происходит с Энди.
Когда тому было четыре, Андрей вернулся на работу в корпорацию Eichleay и стал вновь уезжать в командировки, оставляя Пола исполняющим обязанности главного по воспитательной части (раз Юлии это не удавалось) для Джона и, в первую очередь, Энди. Все трое братьев боялись Андрея, но его отношения с Энди характеризовались преимущественно его отсутствием и в какой-то степени объясняли свойственное на протяжении всей жизни Энди ощущение беспомощности. Как самый младший и неразвитый из братьев он, очевидно, чувствовал себя обделенным.
Пока «Ноня был там», как они говорили, когда Андрей брал работу за городом, десятилетний Пол был за мужчину в доме. Он уже продавал газеты в трамваях и зарабатывал по мелочи у стадиона, где парковал машины и продавал орешки. Комбинация отцовского физического и материнского ментального отсутствия зачастую оставляла Энди на милость его старшего брата. Пол был ребенком доброжелательным, но ему плохо приходилось в школе. Он так и не сумел забыть свой позор из-за незнания английского в первый год учебы и жутко нервничал, когда ему приходилось выступать перед классом. Вскоре у него начались проблемы с речью, и он стал прогуливать уроки, где требовалось публично говорить. Он слишком боялся рассказать отцу о своей беде, а мать бы и не поняла его. Вместо того чтобы улаживать собственные проблемы, он сконцентрировался на воспитании своего непослушного младшего братишки Энди.
В Питтсбурге тридцатых дети не ходили в школу до шести лет. В сентябре 1932 года Энди было только четыре, но Пол твердо решил записать его в первый класс начальной школы Сохо. Помня, как тяжело пришлось ему самому в первом классе, Пол был убежден, что этот шаг позитивно повлияет на непокорную натуру Энди.
В те дни не требовалось свидетельства о рождении или чего-то подобного. Приходишь в кабинет директора и говоришь: «Хочу записать этого в школу». Мама была не в курсе. Мне тогда около десяти было. Я думал, пора бы сплавить Энди в школу. Он уже достаточно взрослый. Болтается тут.
А мы всего в паре кварталов. Поначалу он не хотел идти учиться, но я его заставил. Первый день был довольным, пока я его вел и регистрировал. Никаких бумаг не спросили. Мужчина просто взял его за руку и повел в кабинет к директору. Я сказал: «Он новенький».