Когда Энди послал десятицентовик в ее фан-клуб и получил в ответ фотографию, подписанную «Энди Вархоле от Ширли Темпл», та стала его самым ценным имуществом и жемчужиной его коллекции. Еще он послал туда крышку от упаковки хлопьев и получил синий стакан с изображением Ширли. Как он все повторял за Марджи Гирман, теперь Энди пытался копировать Ширли Темпл. До конца своих дней он имитировал свойственные ей жесты, складывая руки в молитве и прижимая их к щеке или перекрещивая их и держа на поясе справа. Он мечтал выучиться чечетке. Единственное, что ему в фильмах с ней не нравилось, как он делился с приятелем, это регулярное появление в конце ее отца, чтобы забрать героиню Ширли домой. С точки зрения Энди, это разрушало сказку. «В фильмах с нею меня так разочаровывало, когда Ширли Темпл находила своего отца, – говорил он. – Это же все портило. Ей так здорово жилось, била себе чечетку в местном Kiwanis Club или с газетчиками в ратуше. И знать ничего не хочу про ее отца».
К концу 1930 года расстановка сил в доме Вархолов изменилась. Уже некоторое время Андрея потихоньку начало подводить здоровье. Всегда ратующий за порядок, он все еще мог пригвоздить мальчишек одним взглядом и страхом перед ремнем, но Пол, теперь семнадцатилетний и трудившийся на сталелитейном заводе, стал достаточно независим, а Андрей большую часть времени был так утомлен, что после работы только и мог что стоять на заднем дворе и молча поливать из шланга их миниатюрный огород. Юлия умоляла его угомониться. Он накопил около пятнадцати тысяч долларов в почтовых облигациях и на депозитных счетах, целое состояние для человека его происхождения. Пол приносил зарплату в семью, достаточную, чтобы купить маме мебель для кухни и холодильник. Андрею больше не было нужды хвататься за каждую предложенную работу и надрываться по двенадцать часов в день шесть дней в неделю, но он был трудоголиком, и мольбы Юлии не были услышаны.
Пол вспоминал тот момент, когда Андрей собирался в оказавшуюся его последней командировку в Уилинг, Западная Вирджиния:
Он переболел желтухой несколько лет назад, когда удалили желчный пузырь, а с тех пор все было в порядке. А тут весь вдруг пожелтел. Очевидно, у него печень отказала. Мама говорит: «Не езди в командировку, тебе не надо уезжать.
У тебя хватает денег, зачем едешь?» Но отец хотел пересилить себя.
На шахте в Уилинге многие, и Андрей в их числе, употребляли зараженную воду, и, когда он вернулся на Доусон-стрит с приступом желтухи, ему прописали постельный режим. «Энди был мальчишкой, когда умер мой муж, – вспоминала позже Юлия. – Он ехать в Западную Вирджинию работать, ехать на шахту и пить воду. Вода была отрава. Он болел три года. Отравил себе внутренности. Доктора, нет помощи от докторов». Она срывалась на рыдания, вспоминая произошедшее.
Это была сложная, печальная пора для семьи Вархолов.
Как говорит Джон:
Отец был болен и не выходил с 1939 по 1942 год. Он был в себе и при памяти, просто работать не мог. Очень печально все было, потому что он умер всего в пятьдесят пять, а по жизни являлся лидером. Нам всем плохо пришлось. Отец был не слишком эмоциональным или разговорчивым. Особенно пока мы были маленькими, он думал, что мы едва ли заинтересуемся его рассказами о работе, и я не помню, чтобы он с Энди много общался. Не больше, чем со мной, до того года, как он умер. Мне тогда было шестнадцать, и он решил, что будет обращаться со мной, как со взрослым, и много говорил про свою работу.
Чтобы компенсировать потерянный доход, они стали пускать постояльцев, но это только усугубило ситуацию. Пол и Джон начали проводить все больше и больше времени вдали от дома: Джон пытался забыться в играх, а Пол – с девушками. Энди оставался дома с Юлией в течение нескольких следующих лет, тревожных и важных для него. Вступление Америки во Вторую мировую войну после нападения на Пёрл-Харбор в декабре 1941 года добавило Юлии тревог и всколыхнуло ее страшные воспоминания о Первой мировой. Многих мальчишек по соседству забрали на войну. Вскоре должен был наступить и черед Пола.