Уорхол

Тогда же пришли еще двое друзей по Питтсбургу, Лоис и Арт Элиасы. Лоис Элиас, которая работала в Питтсбургском репертуарном театре, была очень хорошей актрисой. Артур чтецом был не очень, а Энди был совсем никудышным. Первая пьеса, которую он с нами читал, была «Так поступают в свете» Конгрива, и Энди даже разобрать слова не мог. Ему совсем трудно приходилось. В итоге мы сделали паузу и спросили: «Энди, хочешь перечитать сцену?» А он ответил: «Нет, нет, я застряну». Я думал, он больше не придет, потому что было серьезным публичным унижением не справиться с чтением перед всем этим народом, но он нисколько не смутился.

В течение следующего полугода Энди посещал репетиции группы и оформлял их программки и декорации. Часто приходил с Имельдой Вон, дамой размером с валькирию и с соответствующим голосом, которая дружила с ним в Техе и с тех пор успела побывать в нескольких психиатрических учреждениях. «Как большинство людей, которые провели немало времени в дурдоме, она была абсолютно в трезвом уме, – вспоминал Берт Грин, – и была для Энди как магнит, когда его самого стало заносить куда-то не туда».

Уорхол был в группе белой вороной, похожий на безумного зубрилу с этими его бабушкиными очками, криво повязанными галстуками и балетками на ногах.

Грин отмечал:

Когда ему нравилось, как играли, он дарил актерам подарки.

Раз подарил кому-то грецкий орех с крошечной куколкой внутри. Он его вскрыл и вытащил ядро, заменив его куклой.

Или мог вручить рисуночек с подписью вроде «Я так рад быть здесь сегодня». С грамотностью у него была беда, но это было так очаровательно, а сам он – изобретательным. Большой ценитель физической красоты, никогда этого не стеснялся. Стоило появиться в группе какому-нибудь привлекательному человеку, пусть даже и женщине, Энди сразу устремлялся к нему, подходил, дарил подарки.

Подспудно, как заметил Грин, Уорхол прилежно учился всему, чему только мог. И он с толком распорядился новообретенным знанием, когда создал в шестидесятых свой собственный театр. Благодаря старейшему члену группы, Аарону Файну, также успешному коммерческому художнику, Уорхол познакомился с эффектом остранения немецкого драматурга Бертольта Брехта, на которого впоследствии ссылался при формировании своей эстетики. Берт Грин:

Он умел разговаривать с Энди так, как мне было не дано. Говорил: «Так, слушай сюда, Энди», – усаживал и разговаривал с ним начистоту. Они друг другу были по душе. Аарон рассказывал весьма оригинальные и забавные вещи, а Энди всегда отлично воспринимал юмор. Энди садился на полу у его ног, пока Аарон беседовал с ним, сидя на диване.

Драматические способности Энди тоже значительно улучшились. Грин был потрясен его исполнением девяностодвухлетнего русского слуги, Фирса, в чеховском «Вишневом саде». Когда Энди произносил «Жизнь-то прошла, словно и не жил…», Грин чувствовал, что тот высказывает какую-то свою внутреннюю тоску: Энди все еще пытался научиться «как надо жить».