Упавшие с небес (СИ)

— Дочка в капсуле, а я в операторской. Помогу сколько хватит соображения. Ты не отвлекайся, тащи нас вперёд, а я постараюсь контролировать двигатели. Резерв хороший. Мы справимся.

Мало нас пришлось на такой большой корабль, экипаж тут требовался посолиднее двоих напарников, но сетовать не стоило. Пока всё складывалось нормально. Мы боролись, это главное.

— Спасибо, — сказал я.

Отлично понимая недоговоренное, я больше ничего не сказал. Если наше прохождение накроется чёрной дырой, то погибнем все, и не придётся разбираться, кто прав, кто виноват, и кого больше жалко. Мы одновременно станем пустотой.

Думать медленно, реагировать быстро, всё фиксировать. Главное — не спешить. Заповеди немногих выживших стеклянно позванивали в затылке. Я так и делал, изо всех сил заставляя себя находиться здесь и сейчас, выбрасывая прочь ненужные воспоминания. Одно обстоятельство, внятный мазок на мрачном грунте нашей картины, казалось если не обязательным, то вполне вероятным. Палачи. Инстинкт подсказывал мне, что сюда они не проберутся. Я не знал, как вычислил этот момент, но свято в него поверил и потому смог действительно хорошо расслабиться и выполнять свой долг без оглядки на ангельских придурков.

Пространство шло неровными гравитационными ухабами, словно мы ползли как телега по разбитому просёлку. Может быть, так оно и обстояло на самом деле. Никто точно не знал. Иногда мне казалось, что под нами вокруг нас и даже в самой середине общего местоположения, лежат навалом сдохшие миры и цепляются за новенькие бока Тревора, как мертвецы за спицы колёс. Я плевал на точность аллюзий, они помогали продвигаться вперёд.

Первые слабые волны здешних искажений скорее растревожили, чем навредили всерьёз, зато помогли мне поймать ритм. Корабль сжимала и растягивала необоримая, неидентифицируемая сила. Содрогался прочный корпус. Тревор беспрерывно слал сигналы бедствия. Один за другим. Искусственный интеллект просто не мог сопоставить друг с другом показания датчиков, которые сообщали ему о состоянии всех бортовых систем и воспринимал наш чудовищный полёт как самое настоящее крушение. Машинный мозг не справлялся с ситуацией, а вот биологический имел шанс подстроиться под безумие стихии. Он-то делался не на конвейере, работал по другому принципу.

Отключить приборы слежения я не мог, они существовали как придатки корабельного разума и отчитывались только перед ним. Не помогали и не мешали сейчас, когда от них не было толку, я перестал обращать внимание на пустую дробь. Всё что мне оставалось — это принимать безумные построения Тревора к сведению, но действовать исключительно своим разумением. С каждой новой судорогой континуума я вносил нужные правки курса и шёл почти на ручном управлении.

Поначалу я действовал практически наугад, как человек, что пытается отбиться от стаи комаров, против которой бессильные его кулаки и нервы, но химия и хитрость могут сработать. Я корректировал всё что мог и что не мог тоже, вписывая понемногу разумное целое корабля в вакханалию слетевшего с нарезки космоса. Мне приходилось туго.

Как и в рулоне сжатия, здесь не было звёзд, лишь трепещущая не то тенью, не то светом среда, так что я даже не мог сказать, летим мы прямо, криво, или вовсе барражируем кругами, но и не вдумывался в детали. Я проходил очередной ухаб и с мрачным упорством записывал в машинную память его характеристики. Вот этому меня вообще не учили и, почему я этот делал, навскидку бы не ответил. Впрочем, меня никто и не спрашивал.

А потом мелочёвка закончилась. Новый гравитационный пик оказался таким мощным, что я едва не вылетел из кресла. Почудилось, что тряхнуло корабль, передёрнуло корпус как затвор винтовки, но вряд ли такое произошло на самом деле, скорее, движение тела вышло непроизвольным: мой водянистый мозг, как видно, временами оказывался ничем не лучше электронного и посылал по коммуникационным каналам нервов панические сигналы борьбы-бегства. Я заставил себя сидеть ровно и спросил, надеясь, что связь по-прежнему жива:

— Даниель, как ты?

— Неважно, — ответила она не сразу и довольно сердито. Я невольно улыбнулся. — Меня тут так мотыльнуло, что чуть не выбила башкой экран, если предположить, что у нас есть экраны.

— Меня тоже мордой в стол припахало. Это резонанс. Коробка цела?

— Хочется верить, что так оно и есть. Если контролёры не врут, то мы ещё существуем как одно целое.

Примитивные датчики, скорее всего говорили правду, только она одна за другой не успевала, потому и буксовал наш друг корабельный мозг, рассудительный до последнего кристалла. Даниель понимала ситуацию не хуже меня.

— Как Тревор? — спросила она.

— Психует. Записывай всё, что делаешь сама и параллельно то, что предлагает он.

— Так оно автоматически фиксируется.

— Нет, я имею в виду помимо Тревора, не через его сенсоры, а своим порядком. Забивай в кубышку каждую мелочь, в отдельный блок забанкуй, словно дневник ведёшь.

Она помолчала, мне показалось, что потирает ушибленный лоб.

— Полагаешь, это будет иметь историческую ценность?