Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени

Знаете, есть старая еврейская мудрость: Если куда-то идешь, спроси себя – зачем? Не можешь дать четкий ответ – не ходи. Не надо. Все беды начинаются от нечего делать. Пошел куда-то – не понятно куда… Сделал что-то – не известно, почему…

Но, по крайней мере, одно меня утешало. Судя по разговору, сын мой не испорчен. Верит в людей, способен на честные реакции и поступки… Значит, я не такой уж и плохой педагог. А проблемы всегда будут, на то они и проблемы – особенно из-за дураков.

Потом я зашел к жене. Мы поговорили. Недолго и по делу. Дела-то у нас были не очень – родители девочки вели себя агрессивно. Скандалили, на уступки не шли… Или деньги, или заявление… А еще этот Вася… Он, как я понял, уже сушил сухари. Родители алкоголики, в жизни не имели таких денег… Да и Вася их, собственно говоря, не особо беспокоил. Вырос, дожил до получения паспорта, ну и ладно, дальше пусть как-нибудь сам…

Сто рублей у нее было, смогла найти. Сто рублей она рассчитывала взять у меня. Дома я перерыл все заначки. Нашел только пятьдесят. Два рубля оставил себе дожить до зарплаты, которая будет через четыре дня. И все. Началась легкая паника. Стал судорожно вспоминать, у кого смог бы занять. Вспомнил, что в школе есть касса взаимопомощи, куда я регулярно делал взносы. Быстро нашел в записной книжке телефон директора школы, позвонил:

– Здравствуйте! Это вас Нагорный беспокоит. У меня такое дело… Мне бы из кассы взаимопомощи рублей пятьдесят выделить. Завтра-послезавтра… Очень надо! С зарплаты все верну.

– Александр, вы в своем уме?! У меня уже четыре заявления на матпомощь в этом месяце! Нет… Разве что в июне. Пишите заявление, будете в июне первым…

Я положи трубку. Нет, в июне не пойдет. В июне будет уже поздно.

А может потянуть пару дней до зарплаты. Пока там это заявление примут… Хотя кто их знает? Потом тарифы могут и подрасти…

Я подошел к креслу, снял куртку, и держа ее в руках, устало присел.

За что мне все это? Да, я всего лишь человек… Но если вдруг что, я-то разберусь… Я выдержу… Еще посмотрим, кто кого… Но сын… Он еще слаб. Очень слаб… Может сдаться.

Эх, у кого бы денег занять?!

Я со злостью швырнул куртку в коридор. Она упала на пол. Из куртки вылетело что-то белое, и запарило, закувыркалось в воздухе. Я вскочил. Что это? Чудо какое-то… Неужели я в рукаве бабочку домой принес? Я долго с изумлением смотрел, как это белое, долго-долго опускается на пол.

Я подошел поближе. Это была не бабочка, это был маленький листок бумаги. С телефоном.

И снизу дописано моей рукой:

Фин. сан/тех

Я совсем забыл про этот листок. Честно говоря, я бы его выбросил куда-нибудь. Когда-нибудь, но не сейчас… Сейчас он мне казался каким-то знаком…

Я снова подошел к креслу, и тихо опустился в него, держа листок обеими руками и пристально глядя на него, словно боялся, что он сейчас исчезнет.

А это вариант… Хм… Хотя… А что, если…

А может, пусть себе сам выпутывается, молокосос! Сам влез… Пора бы уже и взрослеть.

Но… Но! Если с ним что-нибудь случится?! Я ж себе этого не прощу… Никогда не прощу…

Рука сама потянулась к телефону.

Я снял трубку и набрал нужные цифры.

Пошли длинные гудки.

– Алло! – ответил на другом конце линии приятный женский голос. Приятный – значит все будет хорошо… Хорошо. Хорошо… Еще посмотрим, кто кого…

– Алло! – повторил голос. Я молчал, не в силах решиться, и в конце концов разлепил пересохшие губы:

– Мне бы насчет сантехники. Финской…

Глава 16. Лютый. За горизонт с чистой совестью.

Начать новую жизнь не сложно.

Сложно сделать так, чтобы она

хоть ненамного отличалась от старой.

Хроники Сансары.

«Привет, придурок!

Найти тебя никак не смог, а папа твой твои новые координаты говорить наотрез отказывается, поэтому пишу тебе письмо на твой домашний адрес в надежде, что когда-нибудь ты его, наконец, прочитаешь, а папа твой не сожжет его в печи в силу отсутствия последней.

Я уже уехал. Уехал далеко, и, может быть, навсегда. Как и говорил, отыскал достойных людей и вместе с ними поехал, как они говорят, на собаках. Это значит – на электричках.

Пишу я тебе, сидя на станции в городе Барабинск, что весьма фигурально, поскольку, как оказалось, именно здесь и клепают те самые синие почтовые ящики, в один из которых я вскоре и опущу тебе письмо.

Перед тем, как уехать, я ходил к Валере на суды. Было отвратительно и мерзко, хотелось блевать, но я держался.

Пострадавший хмырь очень сильно орал первое время, почему там только «вот этой вот», а нет «ентова», который его гасил, то бишь, как ты понимаешь, тебя. Кричал, «органы они или не органы», раз всех найти не могут, и дойдет до самого товарища Руденко.