Теплоход «Александр Матросов» продолжал свой путь – он, как и следовало ожидать, медленно двигался на юг. Вместе с ним медленно двигался на юг и я, уже вторые сутки. Еще вчера утром я сидел на чемоданах, а сегодня уже кажется, что у меня начинается новая жизнь. А дорога, собственно говоря, только начинается – плыть мне еще четыре дня с небольшим. А потом еще четверо суток на поезде – и я буду ехать на нем домой, вернусь наконец. сделав огромный крюк общей длиной более десяти тысяч километров.
И это все за три года…
Можно было, конечно, и самолетом полететь, и все это прошло бы намного быстрее, но… Как-то страшновато было мне лететь. Нервы расшатаны… Да и еще… Не хотел я торопить события, слишком поспешно возвращаясь туда, откуда три года назад уехал… Уехал – это еще слабо сказано. Бежал! Оставив множество нерешенных вопросов. Теперь следовало бы подготовиться и к тем вопросам, которые я тогда не решил, и к встрече с теми людьми, с которыми у меня эти вопросы возникли.
Собственно говоря, может, и вопросов-то уже никаких не осталось, да и людей то же. Но кто знает? Три года – срок хоть и не малый, но не особенно и большой.
Три года назад я покинул родной город – и отправился, можно сказать, на самый край земли. В то место, откуда даже сбежать невозможно, где дороги никуда не ведут – просто обрываются. Туда, где восточнее – непролазные топи, южнее – тундра, а севернее – пустынный Таймыр. По-разному люди оценивают это место. Кто-то считает его самым суровым на Земле, кто-то самым грязным, но все, кто там был, знают, что есть в нем какая-то незатейливая губительная красота… Красота и какая-то таинственная сила.
Три года я пробыл в Норильске – самом северном промышленном городе на Земле.
Три года я ел икру не просто ложками, я ел ее банками.
Три года я экономил силы, словно перед последним рывком.
Три года я дышал всеми возможными химическими соединениями, которые только можно придумать, глядя в таблицу Менделеева. Три раза я понимал, что значит совсем не видеть солнца, когда оно неделями прячется даже не за плотным слоем облачности, а ниже линии горизонта, догадываясь при этом о том, что есть такая вещь, как сутки, лишь по неумолимому движению стрелок часов.
За эти три года я многое видел.
Грохот дробилок, горы шлака и огромные дамбы хвостохранилищ. Здесь человек и природа не остались друг у друга в долгу. Суточная разница температур почти в сотню градусов Цельсия – от зоны обслуживания обогатительных печей до арктического мороза на улице. Смерть, являвшаяся мне в различных ипостасях – то окоченевшие на морозе собаки, то люди, погибшие от несчастных случаев – обгоревшие, разорванные и раздавленные. Наладчик из соседнего корпуса с синим лицом и руками, выпивший зачем-то для сугреву технический антифриз… Постоянное ожидание какой-то перманентно надвигающейся катастрофы…
Но, не спорю, было и чувство единства, доверия всем этим людям. Здесь особо остро чувствуется, что поодиночке не выжить, никак не выжить. Когда знаешь, что есть плечи, на которые можно опереться, и есть руки. за которые можно ухватиться… Тогда как-то легче. Люди там намного добрее и внимательнее друг к другу, чем, например, в том же Безымянске.
За эти три года я понял многое.
Понял, что не в деньгах счастье, особенно, когда они есть. Когда я туда приехал, каждый, кого я знал, уносил из кассы в конце месяца сумму, которую даже в столицах простые смертные за год собрать не могли. Тратить их здесь было не на что, даже в самые тучные года, а теперь еще и при дефиците, все особенно остро осознавали, что самое ценное в жизни за деньги не купишь.
Понял, как хрупка человеческая жизнь, как ненадежно все вокруг, а особенно металл и бетон, и как огромны резервы человеческих сил, как ценна настоящая дружба и как важно ощущение того, что ты в этом мире не одинок,
И для счастья человеку, оказывается, нужно совсем немного…
А еще я понял, что от себя убежать невозможно, понял, что судьба – это не просто красивое слово, и понял, что в жизни нет ничего случайного.
Хотя, по правде говоря, эти три года для меня не были чересчур сложными – они пролетели довольно быстро, ведь вокруг меня были люди, и там кипела своеобразная жизнь. Вот только третий год, последний, был тяжелым.
Теперь-то я понял, что переварился. Ведь я забыл уже, как поют птицы. А пару недель назад я еще боялся всего, чего только можно – был страх от пустоты в квартире по вечерам, опасения за свое здоровье. Мне было страшно – а что, если я вдруг пропаду, исчезну, погибну. Никто ведь этого не заметит, лишь поставят напротив моей фамилии крестик в отделе кадров, и на этом все закончится.
Вот тогда мне стало ясно, что пора уезжать. Пора, иначе я просто свыкнусь со всем этим и останусь здесь навсегда.
Так я и оказался на теплоходе «Александр Матросов» по маршруту следования Дудинка-Красноярск.