Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Понятие режимной зоны стало использоваться с началом паспортизации в декабре 1932 года[573]. Речь шла о выдаче внутренних паспортов жителям городов и рабочих поселков. К паспорту прилагалась прописка – штамп с указанием домашнего адреса и места работы, который давал право жить в данном населенном пункте. Помимо фамилии, имени, отчества и даты рождения, в паспорте указывались также социальное положение и национальность. Паспортизация повлекла за собой масштабную операцию по проверке населения и определению режимных зон. Сначала это коснулось Москвы и Ленинграда: столицы требовали повышенного контроля и защиты. Зона специального режима, установленного в январе 1933 года, включала территорию радиусом 100 км вокруг столиц. Здесь имели право жить только «правильные» граждане. Всем остальным – бывшим заключенным, безработным, лицам, лишенным гражданских прав или не занятым общественно полезным трудом, кулакам и раскулаченным – проживать здесь было запрещено. На практике паспортизация и создание режимных зон привели к делению всей страны на иерархизированные, неравноправные территории. Следует ли усматривать в этом возвращение к традициям царского времени?[574] Не вызывает сомнений, что и термин, и система прописки не были изобретены большевиками. С другой стороны, понятие «специального режима», которое вело к созданию особо охраняемых зон, выдаче удостоверений личности их жителям и введению ограничений на проживание и перемещения, могло опереться на советский административный опыт, а именно на управление пограничными районами. Их жители уже с 1923–1924 годов должны были иметь удостоверения личности, выдаваемые местными властями и визируемые ближайшим пограничным отрядом[575]. Теперь становится понятнее, почему в апреле 1933 года особый режим, введенный в городах, был распространен на пограничные зоны, в большинстве своем являвшиеся сельскими территориями. Наряду с 25 крупнейшими городами СССР в режимные зоны были включены все населенные пункты, расположенные в пределах 100 км от границы – по модели ленинградских и московских пригородов. Об этом просили местные власти. Так, Винница получила особый статус в июле 1933 года.

Установление особого режима вдоль всей западной границы потребовало времени и вызвало сопротивление. «У нас в погранполосе паспорт как воздух, без него жить нельзя», – заявил колхозник Беркшан из колхоза «Пеники»[576]. Отсутствие паспорта ставило человека вне закона, превращало его в нелегала в его родном городе или селе. Тем не менее многие крестьяне сопротивлялись паспортизации: «Жил до сих пор без паспорта, буду жить без него и дальше»; «Я пасу коров, и коровы у меня паспорта не спрашивают» – это лишь некоторые из реплик, зафиксированных в приграничных селах Псковского района[577]. Кто-то жаловался на ущемления, получив годичный паспорт или даже временное удостоверение личности, в то время как горожанам выдавали паспорта на три года. Заметим при этом, что в приграничных районах заводы и колхозы, как нигде больше, опасались потерять редкую и ценную мужскую рабочую силу, и потому местные власти, пока могли, закрывали глаза на нарушения.

Как показывает правительственный отчет о ходе паспортизации в Ленинградской области, среди жителей семи приграничных районов бывшего Псковского округа, не прошедших паспортизацию или не получивших прописку, многие оставались жить и работать на прежних местах. В отчете приводится список нарушений: в совхозе «Диктатура» из 500 работников только 90 имели паспорт и 22 – временное удостоверение личности; в совхозе им. Ворошилова 21 человек не имел никаких документов. Упоминаются также – что характерно не только для приграничной зоны – случаи коррупции, благодаря которой бывшие лишенцы смогли скрыть свое прошлое и получить паспорт. Так произошло в Больше-Жезловском сельсовете, где среди прочих паспорт получил некий Козлов, лишенец, бывший крупный лесопромышленник и кулак, который в момент раскулачивания стрелял в секретаря сельсовета[578].

Местные власти объясняли многочисленные нарушения паспортного режима нехваткой милиционеров. Однако с началом паспортизации милиция, ранее являвшаяся децентрализованным институтом, была подчинена специально созданному Главному управлению рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ; ее ряды были пополнены, а положение милиционеров улучшено[579]. Кроме того, в пограничных зонах контроль облегчался благодаря пограничникам с их картотеками. В действительности главная проблема заключалась в интерпретации понятия «особый режим». Кто имеет право на паспорт? Следует ли учитывать сложившиеся повседневные практики жителей пограничных территорий? До какой степени можно закрывать глаза на переходы границы, факты принадлежности к бандам в прошлом, на социальное происхождение и прежний социально-профессиональный статус?