Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

1 марта 1938 года на Сахалине за неоднократный нелегальный переход границы Военный трибунал пограничной и внутренней охраны Дальневосточного края приговорил семь человек к расстрелу как японских шпионов[702]. И. М. Викторову, приговоренному к высшей мере наказания трибуналом Закавказского военного округа за нелегальный переход границы и шпионаж в пользу Ирана, повезло чуть больше других: смертную казнь ему заменили десятью годами лагеря[703].

Пик приговоров пришелся на зиму 1938/1939 годов, когда репрессии Большого террора пошли на спад, а допущенные Ежовым «перегибы» были осуждены Сталиным и Берией. Таким образом, хронология репрессий в отношении нарушителей границы не была синхронна операциям Большого террора.

Перебежчиков осуждали небольшими группами. Так, 26 сентября 1938 года Особый военный трибунал в Киеве осудил Ф. Ф. Занделова за то, что он в 1934 году сбежал в Румынию и передал информацию румынским спецслужбам, а затем в 1938 году вернулся в СССР, чтобы собирать сведения для иностранной разведки. Вместе с 17 другими подсудимыми его приговорили к расстрелу за шпионаж[704]. 11 октября тот же трибунал приговорил к высшей мере 13 иммигрантов, незаконно проникших в СССР. Одного из них ГПУ уже дважды высылало в Польшу – в 1928 и 1929 годах. Эта группа обвинялась в нелегальном проникновении на советскую территорию для шпионажа из корыстных побуждений в пользу Польши и Румынии – в зависимости от того, откуда они были родом[705]. В последних числах декабря в Киеве было осуждено еще 8 нелегалов, один из которых, Иосиф Бартыш, оказал сопротивление во время задержания на границе и ранил заметившего его колхозника.

Каждый раз обвинение в шпионаже накладывалось на две реалии: поиск работы по обе стороны границы и нужду в деньгах. Сколько среди этих людей было настоящих шпионов? Чтобы узнать это, потребовались бы долгие поиски в архивах разведывательных служб сопредельных с Советским Союзом государств.

8 февраля 1939 года в Киеве был приговорен к смертной казни за троекратный переход румынской границы И. И. Григораш-Ванис. Неделю спустя, 16 февраля, та же участь постигла Е. Ф. Пименова, обвиненного в шпионаже в пользу Польши. Еще в 1925 году он, будучи красноармейцем, сбежал в Польшу вместе с поляком, которого ему поручили охранять, а затем совершил роковую ошибку, вернувшись на родину. В период с 14 по 20 февраля 1939 года Военный трибунал Белорусского военного округа приговорил к расстрелу 37 нелегалов, а с 11 по 19 марта – еще 30. Как объяснить эту вспышку? Стоит задаться вопросом о влиянии страха перед нацистской экспансией как на бегство в СССР, так и на усиление советских репрессий. Белорусские приговоры заслуживают отдельного изучения. Что двигало Адамом Александровичем Новаком, который во время задержания на границе убил советского пограничника и 17 марта был приговорен к смертной казни за шпионаж в пользу Польши? От чего: от нищеты или фашизма – бежал Давид-Гирш Лейбович Оренштейн, перешедший латвийскую границу и осужденный 19 марта 1939 года как латвийский шпион?

Подобные групповые приговоры характерны и для дальневосточной границы. В январе и феврале 1939 года Военный трибунал Тихоокеанского флота приговорил к расстрелу 8 нелегалов, Военный трибунал Забайкальского военного округа – 11[706], Военные трибуналы 1-й и 2-й Дальневосточной армии – 21[707]. Весной этот процесс продолжился.

В большинстве случаев в резюме обвинения в качестве доказательства вины упоминаются только бегство за границу или факт проникновения на территорию СССР. Иногда фигурирует кулацкое происхождение осужденного. В некоторых случаях обвинение более пространно и упоминает, в частности, контрабандистскую деятельность, принадлежность к эмигрантским кругам, членство в фашистской или контрреволюционной организации. Часто важную роль играл случай. Так повернулась судьба Матвея Борисовича Беркунского, который в апреле 1937 года дезертировал с советского судна во время стоянки в бельгийском порту, а затем продолжил службу на британских судах и попался в одесском порту в феврале 1938 года. Его приговорили к смертной казни 17 февраля 1939 года по обвинению в измене родине и работе на белую эмиграцию.

Разумеется, по сравнению с массовыми репрессиями эпохи Большого террора преследования в отношении нарушителей границ кажутся ограниченными. Это совсем небольшая часть всех обвинительных приговоров того периода, в которых упоминается шпионаж, поскольку большинство беженцев и иностранцев, уже давно живших в СССР, были осуждены за шпионаж еще в 1938 году.