Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Первые разногласия между НКИД и властями Дальневосточного края, которых поддерживали Ежов и Ворошилов, возникли уже в июле 1936 года. Последние выступали за введение запретной зоны вдоль всей границы с Маньчжурией и Кореей. 14 сентября 1936 года Литвинов представил свои возражения. Он ссылался на Портсмутский мир, который подтвердил военные интересы Японии в Корее, запретив любые военные меры на корейской границе. Литвинов предупреждал также, что создание запретной зоны, включающей весь север Сахалина, может быть воспринято Японией как подготовка к войне и вызвать ответную реакцию. Напомним, что начало 1936 года было отмечено многочисленными пограничными инцидентами с участием японских войск в Маньчжоу-Го[715]. Литвинов настаивал на том, чтобы сохранить для иностранных консульских властей право доступа в запретную зону, отказаться от идеи создания такой зоны на корейской границе и не высылать иностранных граждан. Более того, как напомнил в ноябре Стомоняков, подписанные 14 декабря 1925 года соглашения с Японией об угольных и нефтяных концессиях, а также конвенция о рыбной ловле от 23 января 1928 года предусматривали упрощенный въезд на территорию Советского Союза[716]. 16 января 1937 года Ежов ответил Литвинову по каждому из этих пунктов, подчеркнув бессмысленность ссылок на Портсмутский договор и сугубо внутренний характер депортаций, которые в силу этого не касались японцев. В качестве дополнительного аргумента Ежов указал, что японцы сами выслали нежелательные элементы из приграничной зоны Маньчжоу-Го, причем с конфискацией имущества[717].

В итоге верх одержали НКВД и Наркомат обороны, что привело к созданию запретной зоны постановлением от 28 июля 1937 года[718]. Специальный режим вводился в полном объеме. Так, на пограничных реках все прогулочные и рыболовные суда, включая принадлежащие зарубежным консульствам или используемые в рамках японских концессий, должны были регистрироваться у пограничников, а их перемещения – подчиняться жестким ограничениям. Советские территориальные воды в Уссурийском заливе закрывались для иностранных судов. Только в одном вопросе Литвинову удалось одержать верх: часть постановления была засекречена с тем, чтобы японцы не могли официально на него ссылаться. Засекреченная часть включала три пункта: выселение нежелательных элементов из районов, прилегающих к маньчжурской и корейской границам (речь шла о массовой депортации корейцев!); создание 500-метровой зачищенной полосы («no man’s land»); полный контроль пограничников над островами пограничных рек Аргунь, Амур и Уссури, которые на карте принадлежали Советскому Союзу.

Подписанное 16 июля 1937 года постановление о создании запретной зоны вдоль иранской границы породило те же самые проблемы. Последний его пункт предусматривал расторжение соглашения с Ираном об упрощенном пересечении границы для жителей приграничных населенных пунктов, а пункт 5 запрещал иностранным торговцам перевозить скот до места его продажи на советской территории[719]. Отныне они должны были сгружать товар непосредственно на пограничных постах, хотя никто не знал, как теперь будут осуществляться торговые операции. Это положило начало разрушению трансграничной экономики и пересмотру добрососедской дипломатии в отношениях с южными соседями.

В дальнейшем навязчивый страх перед военным вторжением только усиливался. В октябре 1938 года, когда в Мурманской области был закрыт вход в Кольский залив всем иностранным судам и НКИД должен был уведомить об этом зарубежные страны, наркомвоенмор Н. Г. Кузнецов привел железный аргумент: существующее положение, при котором любое иностранное военное судно может, «замаскировавшись под гражданский пароход», «беспрепятственно» перемещаться в непосредственной близости от военных баз в заливе и Мурманского порта, является попросту «нетерпимым»[720].

Литвин против Литвинова

И все-таки главной темой 1938 года стали отношения между Финляндией и СССР, в частности вопрос безопасности Ленинграда и Мурманска. Начиная с 1935 года проекты укрепления границы в Ленинградской области и Карелии предусматривали меры по усилению контроля над Карельским перешейком, Финским заливом и Невой, а также различные ограничения; все они грозили осложнениями из-за существующих мореходных и рыболовных конвенций[721]. Но настоящее противостояние началось 26 июня 1938 года. В нем сошлись начальник УНКВД по Ленинградской области М. И. Литвин и нарком иностранных дел М. М. Литвинов. Первый подал Ежову длинный рапорт о неприемлемости существующих пограничных соглашений между Финляндией и СССР и потребовал их немедленного разрыва[722]. 11 июля Литвинов направил свой ответ Молотову[723]. В чем заключался предмет спора?