Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Три из перечисленных в записке конвенций упираются в мирный договор с Финляндией. Не подлежит сомнению, что заключенные нами во время и непосредственно по завершении гражданской войны мирные договора с нашими соседями содержат в себе немало невыгодных для нас условий. Я лично не участвовал в переговорах и не берусь сказать, можно ли было в то время выторговать лучшие условия. Во всяком случае, инстанции, дававшие руководящие указания и полномочия, исходили из того факта, что заключение мира с нашими соседями в то время представляло для нас такую выгоду, которая перевешивала отдельные невыгодные статьи, на которых настаивали соседи. Я не думаю, чтобы в настоящий момент мы могли бы добиться от соседей, а тем более от Финляндии, согласия на пересмотр мирных договоров. Аннулирование же этих договоров или одностороннее нарушение их в пунктах, имеющих крупное значение для наших контр-агентов, создали бы для нас такое положение, в серьезности которого т. Литвин вряд ли отдает себе отчет[732].

Подчеркнув, что соглашения, проистекающие из статьи 17 мирного договора, высечены на камне, нарком иностранных дел напомнил также, до какой степени сама советская сторона свела к минимуму возможности навигации по Неве. Уровень транзитных сборов, установленных таможней, подтолкнул финнов к поиску альтернативных маршрутов[733]. Литвинов также ставил под сомнение упомянутые Литвиным нарушения, о которых НКИД не информировался и которые носили очевидно технический и малозначительный характер. Он высмеивал ничем не подкрепленный страх перед диверсиями и напоминал, что еще 23 февраля обратился к начальнику ГУПВО НКВД Ковалеву с просьбой сообщить точные данные о нарушениях, допущенных финнами, но не получил от того ответа.

Литвинов не без иронии делал вывод о перспективах войны или мира. Начав с возможной войны («Если он имеет в виду военное время, то мы тогда, конечно, свое отношение не только к конвенциям, но и к мирным договорам можем пересмотреть. Нарушение договоров в военное время, в целях безопасности, скорее может быть оправдано, чем в мирное время»), он заявлял затем о своем предпочтении в пользу мирной перспективы:

Вместо денонсации соглашений и создания международных конфликтов гораздо легче кажется разработать мероприятия, которые препятствовали бы злоупотреблению правом плавания по реке в диверсионных и шпионских целях. Можно ограждать высокими заборами объекты, которые желательно скрыть от посторонних взоров, не пропускать на рейды судов при тихом ветре и тем мешать им отстаиваться подолгу на рейдах и т. д.[734]

В результате была сформирована комиссия под председательством Ежова и при участии Литвинова, Литвина и Жданова; ей было поручено подготовить предложения[735]. Оживленная дискуссия о пересмотре пограничных конвенций была превращена советскими властями в публичные дебаты. На первом заседании новой комиссии по иностранным делам при Верховном Совете 26 августа 1938 года прозвучало несколько заказных выступлений по поводу пересмотра пограничных конвенций, после чего Жданов предложил начать работу комиссии с изучения отношений СССР с соседними государствами, в первую очередь с прибалтийскими и Финляндией, и заявил о необходимости получить информацию не только из Наркоминдела, но и из местных источников, в частности от пограничников, что Литвинов, присутствовавший на заседании, мог расценить как проявление недоверия[736].