Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Литвин жаловался: «Финны имеют возможность „на законном основании“ посещать нашу территорию, засылать к нам своих агентов и разных представителей, вести разведку у нас, вербовать и насаждать свою агентуру, изучать наши оборонные сооружения и мероприятия, подготовлять диверсии на мобилизационный период»[724]. Далее он пространно пересказывал четыре советско-финских договора.

С точки зрения НКВД, самым невыгодным было соглашение о плавании финляндских торговых и товарных судов по Неве между Финским заливом и Ладожским озером[725]. Литвин детально описывал его применение, упоминая следующие факты: от Ладожского озера до Финского залива финские суда проходят 170 км, на что им требуется от 7 до 14 часов; если сила ветра превышает три балла, суда малой мощности не могут передвигаться и потому остаются на рейде Шлиссельбурга по 5–10 дней, что позволяет им собирать информацию о пограничных судах и советском флоте. Кроме того, Литвин опасался диверсий, которые могли быть совершены с помощью финских транзитных барж и которые привели бы к порче фарватеров в районе Ладожского озера.

Не приводя сколь-либо значительных фактов, Литвин стремился доказать, что начиная с 1935 года финские капитаны часто нарушали соглашение. Он упоминал использование фотоаппаратов и биноклей, несмотря на присутствие на борту пограничника. Не соблюдался, по его сведениям, и запрет останавливаться на Кошкинском фарватере, связывающем Неву с Ладожским озером. Так, 22 мая 1938 года капитан «Локки» не послушался команд советского лоцмана и «умышленно посадил пароход на мель». Многие капитаны не сообщали вовремя о часе прибытия, что мешало подготовиться к их встрече и сопровождению. Часто они не заполняли необходимые документы, приставали к берегу в неразрешенных местах, задавали лоцманам неуместные вопросы, вербовали их для работы на финскую разведку и иногда даже увозили их в финляндскую часть озера под предлогом штормовой погоды.

По мнению Литвина и большинства советских работников органов, все капитаны были агентами финляндской разведки. Но компрометирующие, с его точки зрения, сведения у него были только на нескольких. Так, Адам Путус, 1880 г. р., капитан «Алтая», бегло говорил по-русски, имел сына-полицейского и сам получил задание собирать информацию о Кронштадтском укрепрайоне и вести вербовку. Леопольд Куусела с «Калевы» в прошлом ввозил в Россию монархическую контрреволюционную литературу. Братья Йозеф и Август Сойни считались агентами финляндской полиции и подозревались в участии в контрабанде в прежние годы. Август обвинялся также в поставках оружия белым во время Гражданской войны. Наконец, матрос Вильгельм Рютеф, 1893 г. р., прекрасно говоривший по-русски, характеризовался как провокатор.

Для эффективного контроля границы Литвин требовал также разрыва конвенции о рыбном и тюленьем промысле на Ладожском озере[726]. Финны широко использовали предоставляемую этим договором возможность охотиться и вести лов рыбы на расстоянии 30 км по другую сторону границы, причаливать в определенных местах, посещать советские рыбоводные заводы. Каждый год сотни финских рыбаков вели рыбную ловлю на советской территории. Претензии Литвина были следующими: финские моторки и траловые сети «опустошают богатства нашей части озера», «пристают к нашим берегам, особенно в районе д. Никулясы, где имеются оборонные сооружения, и ведут разведку за берегом»[727]. Финны «имеют возможность широко общаться с нашими рыбаками и вербовать их: в 1937 году разоблачено восемь человек, завербованных финляндской разведкой на озере». Наконец, финских рыбаков обвиняли в том, что они на своих судах переправляют агентов разведки, способствуя их проникновению в Ленинград.

Одновременно Литвин подчеркивал асимметрию в использовании договора: «Наша часть озера богаче рыбой и нет необходимости искать ее в Финляндии. В течение последних 10 лет не отмечен ни один случай захода наших рыбаков в финляндские воды. Нецелесообразно вообще посылать в финляндские воды рыбаков, среди которых много финнов и карел, и подставлять их финляндской разведке для вербовки»[728]. Асимметрия действительно имела место. Начиная с 1927–1928 годов советским рыболовам, за исключением тех, кто уходил в открытое море, было очень трудно получить разрешение на выход за пределы советских территориальных вод.