Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

подготовительные действия и попытки, могущие нанести ущерб безопасности и спокойствию пограничной полосы или интересам другой Высокой Договаривающейся Стороны или же могущие провоцировать жителей указанной полосы, а в особенности содействие и покровительство незаконному переходу границы и призыв к переселению жителей одной из Сторон на территорию другой.

Все эти случаи могли дать СССР право потребовать выселений из турецкой пограничной полосы. Текст предусматривал также возможность совместного расследования в пределах 3 км вдоль всей границы[757].

В ходе переговоров с соседями очень часто встречался упрек в злонамеренности. Тон стал значительно более жестким. Повышенное внимание служб госбезопасности и дипломатов к советской пограничной полосе и ее аналогу у соседей сочеталось с чрезвычайно слабым интересом к вопросу точной демаркации границ. Это может вызвать удивление. Постоянные протесты советской стороны в связи с нарушениями границы и вторжениями по земле и по воздуху могли бы вызвать стремление провести четкую разметку пограничной линии. Этот аргумент часто упоминался в возражениях финской и японской сторон. Но советские власти предпочитали создавать комиссии по урегулированию пограничных инцидентов, а не комиссии по демаркации. Первые обеспечивали возможность для давления и вмешательства во внутренние дела соседей, тогда как результатом работы последних было подтверждение независимости и суверенитета. Первые отводили главную роль пограничникам, последние – географам и юристам. Однако ситуации на маньчжурской и финской границах радикально различались. На Дальнем Востоке в качестве ревизионистской силы выступал не СССР, а Япония, поэтому советские дипломаты трясли перед властями Маньчжоу-Го договорами, подписанными в конце XIX века царской Россией. На западе, напротив, Сталин стремился пересмотреть Тартуский договор с Финляндией, тогда как Хельсинки сражался за демаркацию границы, установленной в 1920 году.

Переговоры СССР и Японии о маньчжурской границе напоминали диалог глухих[758]. С 17 августа 1935 года НКИД требовал учреждения на границе с Маньчжоу-Го двух пограничных комитетов, одного с участием Советского Союза, другого – Монголии, с тем чтобы многочисленные пограничные инциденты, способствовавшие, впрочем, героизации образа пограничника в СССР, заканчивались совместными расследованиями. Японцы же требовали создать комиссию по демаркации границы, считавшейся неточной. Советская сторона допускала возможность проверки границы только после установления приграничного мира. Японцы полагали, что инциденты неизбежны в отсутствие точной, согласованной обеими сторонами линии границы. 27 апреля 1936 года Хатиро Арита, министр иностранных дел Японии, заявил советскому послу в Токио К. К. Юреневу: «Ваша квалификация действий японских войск зависит от вашей субъективной оценки пограничной линии»[759]. Напомним, что год спустя, в рамках создания дальневосточной запретной зоны в июле 1937 года, тайная советская директива наделяла советских пограничников всей полнотой власти на островах на реках Аргунь, Амур и Уссури, которые Москва считала своими[760]. Спорных вопросов, особенно на пограничных реках, действительно было немало. Об этом свидетельствуют два пограничных инцидента, обернувшихся вооруженным конфликтом между СССР и Японией. В июле 1938 года на озере Хасан вспыхнули бои после попытки советских властей разместить своих пограничников на двух спорных сопках на реке Тюмень-Ула, служившей границей между Маньчжурией, Кореей и Советским Союзом. Год спустя крупный инцидент произошел у реки Халхин-Гол на границе Маньчжурии и Монголии. Его причиной стал спорный участок шириной 16 км. Японцы уже с середины 1930-х годов требовали зафиксировать границу Маньчжоу-Го по Халхин-Голу, тогда как Монгольская Народная Республика при поддержке СССР утверждала, что граница проходит в 16 км к востоку от реки, в районе деревни Номон-хан. Инцидент начался 11 мая, когда около 80 монгольских всадников проникли в спорную зону в поисках пастбищ, а закончился мощными столкновениями целых армий в июле – августе 1939 года. Победа Дальневосточной армии зафиксировала пограничную линию там, где ее установили советские пограничники[761].