Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Один из героев романа, Юзеф Трофида, играл роль вожатого в отряде контрабандистов, который должен был доставить в окрестности Минска партию товаров, принадлежавших еврею Леве. Под покровом ночи, выстроившись гуськом, десяток контрабандистов, нагруженных тюками, весившими до 30 кг, отправляются в путь. Впереди идет вожатый, а замыкает группу сопровождающий, ответственный за деньги и товар. В плохую погоду путь длиной в 30 км занимает десять часов. За одну «ходку» каждый контрабандист получает 20–30 рублей, что не так мало, ведь на эти деньги можно купить две пары сапог или двадцать бутылок водки. Если кому-то очень нужны деньги, то он устраивает «агранду»: инсценирует нападение, а затем перепродает якобы потерянный тюк. Это может принести до 400 рублей, в зависимости от стоимости товара. Все всё понимают. Это награда за риск.

У каждого контрабандиста есть прозвище: Лорд, Философ, Комета, Щур, Бульдог. «Фартовцы» – это опытные контрабандисты, а новичков называют «повстанцами» или «слонами». Еще до того, как в Советском Союзе возникнет романтика пограничников, в этих краях существовала романтика контрабандистов. Проводниками часто были почтенные отцы семейства, а в нелегальном пересечении границы могла участвовать вся семья. Но заправляла среди контрабандистов молодежь, готовая идти на любой риск ради больших денег. Часто это были бывшие красноармейцы-буденновцы, участники крестьянских восстаний, бойцы отряда Булак-Балаховича, которые оказались не у дел с окончанием войны и теперь нашли свое новое призвание в контрабанде. Многие были выходцами из СССР. Так, Щур в 1924 году отправился проведать семью в Ростов, а Петрук Философ после долгих поисков нашел свою семью в Вильно, куда та бежала из России. Ни с точки зрения языка, ни с точки зрения денег границы не существовало: все получали за свою работу доллары или червонцы и одинаково хорошо владели белорусским, польским и русским языками. Контрабанда была сопряжена с риском, но зато хорошо оплачивалась и составляла основу всей приграничной экономики, обеспечивая, в частности, клиентов для местных кабаков и «рестораций».

Для этого региона контрабанда была новым видом деятельности, в значительной мере связанной с войнами (Гражданской и советско-польской) и их последствиями. На других границах дело обстояло иначе: здесь контрабанда была частью местных традиций. Так, жители Кингисеппского уезда с давних пор участвовали в контрабанде алкоголя, до революции широко практиковавшейся по обе стороны Финского залива. Их роль заключалась в том, чтобы вылавливать бидоны, которые контрабандисты сбрасывали с лодок, а затем по лесным тропам перетаскивать их в глубь территории[328].

Там, где граница появилась недавно, контрабандистам, как и всему остальному населению, приходилось постепенно привыкать и приспосабливаться к этой новой реальности. В 1922–1924 годах от ходки к ходке граница становилась все более осязаемой, а риск ареста увеличивался.

В начале повествования Пясецкого граница кажется едва заметной деталью пейзажа и расположенная по другую сторону земля выглядит близкой, родной: «Увидел огни в окнах халуп Большого Села, на советской стороне. Позади осталась деревня Поморщизна». Пограничные районы в значительной мере ускользали из-под контроля обоих сопредельных государств. Они принадлежали людям, стоящим вне закона, например конокрадам. Вооруженные обрезами, карабинами, наганами, топорами, вилами, рогатинами, бандиты беспрепятственно пересекали границу. Именно их, а не редких в этих краях таможенников или солдат больше всего боялись контрабандисты. Единственным материальным выражением границы служили новенькие столбы, установленные силами недовольного населения[329]. Если переход через границу был сопряжен с трудностями, то это из-за тяжести тюков и естественных препятствий: болот и рек, которые приходилось пересекать вдали от обычных переправ, где было больше риска наткнуться на засаду (см. карту 4).

В эти годы граница имела прежде всего символическое значение. Она существовала, в частности, в историях, которые ходили в этих краях. Так, граница возле Ракова – это место, где блуждает неприкаянная душа одного капитана, застреленного большевиками в 200 шагах от польской земли. Так что если вдруг перед вами замаячит белое пятно – знайте, граница неподалеку!

Впрочем, уже в 1923 году начался процесс создания границы. Вдоль демаркационной линии прорубались просеки, что осложняло ее пересечение. В некоторых местах появлялась колючая проволока, заставляя контрабандистов прятать где-то поблизости ножницы или маты и жерди, чтобы перелезать через заграждение[330]. На границе с Эстонией колючая проволока появилась очень рано; однако тот факт, что она в любое время года казалась заснеженной из-за цеплявшихся за нее клочьев льна, свидетельствует об относительной неэффективности подобного рода барьеров[331].