Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

А главное, шел процесс организации и укрепления пограничной службы. Пясецкий отмечал, что на смену сотрудничеству между советскими и польскими отрядами, которые раньше вместе использовали существующие дороги, приходило раздельное патрулирование по дозорным тропам, проложенным в десятке метров по обе стороны просеки. Заметим, что использование польскими и советскими пограничниками одних и тех же троп стало предметом критики в ряде докладов ГПУ весной 1923 года[332]. Появились и видимые различия в военной форме; красноармейцы в серых шинелях, чекисты в кожаных куртках и «погранцы», которые начали появляться в этих краях, больше не болтали с польскими пограничниками. Варшава передала охрану границ в ведение полицейских, которых здесь звали «воронами» или «черной сотней». Осенью 1924 года Пясецкому впервые пришлось спасаться от собаки пограничников. Возможно, это был «выпускник» только что созданной Центральной школы служебного собаководства, которая направила первую партию обученных псов служить на белорусскую и украинскую границу в июле – августе 1924 года[333].

Повествование Пясецкого и набросанная им хронология составляют отличный «пандан» к отчетам Комиссии по борьбе с контрабандой. Контрабандисты оставались бесспорными хозяевами пограничных районов до 1923–1924 годов, когда им на смену приходят пограничники.

Совместное использование территории, поставленной под строгий контроль

В начале 1920-х годов трансграничные экономические связи были не только семейными и торговыми. Они касались также вопроса перемещений, обусловленных совместным использованием территорий. Отдельные виды трансграничной деятельности подверглись регламентированию с момента установления рубежей Российской империи. Подобные соглашения гарантировали права рыбной ловли, охоты и выпаса, временные права собственности и пользования имуществом на территории сопредельного государства, а также право посещения традиционных мест культа, оказавшихся за границей[334]. Возникновение нового режима и установление отношений с соседями повлекли за собой необходимость полностью переписать этот корпус документов, ведь границы поменялись и советское государство отвергало правовую преемственность с царской Россией. В рамках разработанного Е. А. Коровиным советского международного права переходного периода допустимыми для пролетарского государства считались лишь двусторонние «технические» договоры. 11 ноября 1925 года Экономическо-правовой отдел НКИД составил список конвенций, подписанных Советской Россией. Их число было крайне невелико, что свидетельствовало о продолжавшейся дипломатической изоляции Страны Советов. Из шестнадцати соглашений, утвержденных Совнаркомом, в двенадцати речь шла об организации трансграничных отношений с соседними государствами. Они касались создания смешанных пограничных комиссий, выдачи преступников, использования пограничных водоемов и выпасов, навигации, перехода границы, железных дорог, почты и телеграфа. Необходимо было гарантировать кочевым оленеводам – саамам возможность вслед за стадами пересекать российско-норвежскую границу, а на рубежах с Финляндией и Прибалтикой – обеспечить условия для сплава леса по пограничным рекам.

Эта пограничная дипломатия, стоявшая на службе экономики и перемещений в пограничной зоне, немедленно вступила в противоречие с задачей защиты территории, акцент на которой постоянно ставили советские учреждения, отвечавшие за границы.

Это противоречие между стремлением обеспечить трансграничные связи и полицейским инстинктом с особой силой проявилось в начале 1920-х годов в ходе организации соседских отношений на местах. 30 марта 1921 года начальник Особого отдела ВЧК В. Р. Менжинский направил Ф. Д. Медведю, возглавлявшему Особый отдел ВЧК Западного фронта, срочную шифротелеграмму с предупреждением о готовящемся сплаве 300 тысяч бревен по Двине в направлении Латвии. Передача леса советской стороной должна была осуществиться в Новом Селе, но могла возникнуть техническая необходимость проследовать до местечка Придруйск (Пиедруя), расположенного на территории Латвии. В таком случае рабочим, скорее всего, пришлось бы провести там ночь, и чекисты были крайне обеспокоены мыслью, что те попадут на ночлег к местным жителям. Поэтому были приняты меры, чтобы обеспечить самый тщательный контроль на всем протяжении сплава и предотвратить попытки шпионажа или спекуляции путем внедрения осведомителей в среду рабочих-плотовщиков. Таможенники также должны были проверить всех, кто пересекал границу. Признавая, что быстрое и успешное осуществление сплава отвечало советским дипломатическим и экономическим интересам, автор телеграммы подчеркивал тем не менее особую важность мер безопасности[335].