Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо

– Не блеф. Родзянко уже был у государя. Я, говорит, как председатель Государственной думы, умоляю: ваше величество, спасайте себя! То, что делает ваше правительство и вы сами, до такой степени раздражает население, что все возможно. Вы хотите распустить думу, но тогда не пройдет и трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать. Нельзя так шутить с народным самолюбием, с народной волей, с народным самосознанием.

– Так и сказал? – удивленно спросил Гучков, закуривая. – А что ж государь?

– А-а, – на лице князя Львова снова появилось недовольное выражение. – Ни-че-го. Сказал: «Ну, Бог даст, все образуется». Родзянко даже сорвался. «Ничего, – говорит, – Бог уже не даст, вы и ваше правительство все испортили! Революция неизбежна». И боюсь, что он прав. Ох, прав, Александр Иванович…

– Та-ак, – Гучков снова принялся поглаживать кошку, которая успела устроиться у него на коленях. – Да, первый и необходимый шаг к спасению страны – это, безусловно, замена ничтожеств, сидящих в нынешнем Совете министров и в высшем командовании выбранными нами вместе с братьями по ложе достойными людьми. Без Распутина будет легче это сделать. Если не удастся – боюсь, придется поднимать вопрос о физическом устранении царя, – жестко сказал он.

– Оставьте, Александр Иванович! – Львов достал из кармана часы на серебряной цепочке и посмотрел на циферблат. – Я тоже раньше к этому склонялся, но это была бы очередная попытка спасти ситуацию старорусским способом – тайным дворцовым насилием. Думаю, само время сейчас работает против государя. Он человек мягкий, пока надумает что-то, пока решится… – с пренебрежением сказал он и убрал часы. – Однако сообщить это я был вам обязан. Возможно, наши планы потребуют некой корректировки. А сейчас простите, Александр Иванович, вынужден вас покинуть. У меня еще встреча, – он поднялся и, пожав руку Гучкову, вышел из кабинета.

Гучков проводил его взглядом и теперь стоял, раскачиваясь с пятки на носок.

«Мы несемся к пропасти, строим свои планы спасения, но царь-батюшка, похоже, мыслит совсем по-другому», – подумал он.

Кошка ласково потерлась о его ногу, оставляя на темно-синей шерсти брюк рыжие волоски.

– Пойдем-ка и мы домой! – Он подхватил кошку на руки. – Утро вечера мудренее.

9

Снег валил уже второй день. Сугробы, разрастаясь, перекрывали улицы. Ирина быстро шла по заснеженному тротуару. Поднятый воротник шубки был покрыт инеем. Порывы ветра бросали в лицо колючий снег. Мороз пощипывал нос и щеки. Проходя мимо темной громадины щербатовского дома, возвышавшегося на противоположной стороне улицы, она с тоской подумала: «Господи, ведь только что все это было – балы, свет во всех окнах, красная ковровая дорожка перед подъездом через тротуар, специальный наряд полиции, руководящий движением подъезжающих экипажей, швейцар у двери в темно-синей ливрее до пят и фуражке с золотым галуном, лакей, помогающий разряженным, смеющимся гостям вылезать из экипажей… А сейчас… Все окна темны, как и во многих других домах, и от этого охватывает мрачное чувство обреченности. Под ногами словно ощущаются подземные толчки, будто какая-то неведомая сила с утробным рыком рвется на поверхность». Она вспомнила, как на днях дочь баронессы Ботмер уверяла ее, что из России надо бежать, пока не поздно. Неужели она права?

Ирина вышла из переулка и свернула направо на свою улицу.

В конце улицы возле бакалейной лавки увидела темную толпу, которая колыхалась и гудела, как растревоженный улей. Издали были слышны шум и крики. До дома оставался всего один квартал, свернуть было некуда, возвращаться и обходить – очень далеко, да и неизвестно, кого еще встретишь на соседних улицах. Подойдя ближе, она невольно замедлила шаг. Толпа становилась все больше и больше. Ирина уже слышала ее неровное, шумное дыхание. Лица людей, столпившихся у входа в бакалейную лавку, были искажены ненавистью. Хозяин, невысокий коренастый мужчина в пальто, наспех накинутом прямо на халат, и молоденький рыжеволосый приказчик с испуганным, бледным лицом, стояли на ступеньках, прижатые к дверям лавки, пытаясь что-то объяснить, однако их никто не слушал – превращаясь в неуправляемую, безжалостную, безликую массу, толпа продолжала напирать. Ирина с ужасом поняла неотвратимость того, что сейчас произойдет. Улица оказалась перекрытой, остался лишь узкий проход, похожий на тропинку в расщелине. «Ну что ж, как там учил Порфирий? Надо надеть шапку-невидимку, а для этого – перенестись центром своего сознания в другое место, проще всего – в воспоминания…»

Ирина медленно двинулась вперед.

«Вчера Ники принес мне маленькую баночку дивного, душистого меда, и…»

– Бабы! Да брешут они, гады! Прячуть хлебушек!

«…и я, зачерпнув ложечкой золотой нектар, с наслаждением впитывала в себя волшебный вкус лета…»

– Мужик на фронте! Дите третий день не жрамши! А они тут жируют!

«…а Ники неожиданно поцеловал меня в губы…»

– Да я за дитёв глотку перегрызу!

– Не хочут давать по-добру – сами возьмем!

«…я прикрыла глаза, отдаваясь его губам…»