Ракелов добрался до Таврического дворца лишь спустя час. Пришлось идти пешком. Трамваи не ходили, а извозчики попрятались с улиц, запруженных народом. Он никогда не видел такого скопления возбужденно-агрессивных людей, готовых, казалось, смести с лица земли все, что попадется на пути, только ради самого процесса разрушения. Появилось гадкое, буквально осязаемое ощущение возможности смерти и, что показалось еще более неприятным, внутренней готовности к ней.
Здание думы было окружено темной, плотной, вязкой человеческой массой, жадно ожидающей насилия. Таврический дворец был неузнаваем – подрагивая от ударов людских волн, он напоминал военный лагерь. Повсюду в углах располагались солдаты, охранявшие ящики с гранатами и боеприпасами. И хотя, судя по всему, в распоряжении прежнего правительства не осталось никого, кто решился бы с оружием в руках пойти против народа и думы, все были готовы – к обороне или к наступлению. Казалось, ждут только сигнала, решительного жеста для того, чтобы выплеснуться на улицы города. В Екатерининском зале Таврического дворца шел митинг. Ораторской трибуной служили длинные и широкие хоры, выходящие на две стороны – на Екатерининский зал и на зал заседаний.
Ракелов уже издали заметил Керенского и был поражен происшедшими с ним изменениями. Александр Федорович решительно и властно давал распоряжения окружившим его людям, слова и жесты его были резки, глаза сверкали. «Он у них – один из главных», – услышал Ракелов уважительный голос за спиной. С трудом пробравшись через толпу, он подошел к Керенскому.
– Александр Федорович! Вот и я, еле добрался. Однако у вас тут жарко!
– Хорошо, что приехали. Вы мне нужны. Медлить нельзя! Войска волнуются. Я сейчас еду по полкам. Едем вместе. По дороге поговорим. – Керенский стремительно направился к выходу.
– Александр Федорович! – К Керенскому подбежал взъерошенный мужчина в пенсне, с папкой бумаг, прижатой к груди. – Помогите… Тут образовался Совет рабочих депутатов. Им помещение нужно. Где у нас есть комната? Что им дать? – Он смахнул ладонью капельки пота, выступившие на лбу.
– Пусть идут в тринадцатую… Да, номер тринадцать, – быстро ответил Керенский. – Уточните у Родзянко.
– Александр Федорович! Извольте взглянуть на всякий случай, нет ли неточностей! – К Керенскому степенно подошел князь Львов с листом бумаги в руках.
Керенский, приблизив листок к лицу, побежал по строчкам близорукими глазами.
– А он растет. По этому революционному болоту, по которому мы еще только учимся ходить, он уже бегает и прыгает! – услышал Ракелов негромкий голос и, повернувшись, увидел стоящего рядом известного монархиста Василия Шульгина, который легким кивком поприветствовал его.
– Не знаю. В нем есть некое позерство. Истеричность, – ответил Шульгину незнакомый пожилой человек с седой бородкой. – Однако, возможно, это именно то, что нужно сейчас, – время покажет. А по мне, – он наклонил голову к собеседнику, – сейчас бы к пулемету. Да-да. Пулеметов – вот чего мне хочется, когда я гляжу на толпу. Только свинец может загнать это быдло в стойло!
– Господин Бубликов! – Керенский, утвердительно кивнув, вернул листок князю Львову и, повелительно махнул рукой, подзывая невысокого мужчину с усталым, бледным лицом. – Возьмите солдат, езжайте в Центральный железнодорожный телеграф. Как депутат думы берите под контроль всю сеть железных дорог. Запомните, без вашего согласия ни один состав не может отправиться из столицы. Возьмите в одиннадцатой комнате распоряжение Временного комитета по вашему поводу. Передайте по всей стране сообщение о революции. Действуйте.
– Едем, Николай Сергеевич! – Керенский, которому все, расступаясь, давали дорогу, быстро вышел из здания и направился к автомобилю.
Ракелов устроился рядом с ним на заднем сиденье, достал из кармана портсигар и, прикрыв ладонью спичку от ветра, закурил. Машина ехала медленно, то и дело издавая надрывные, прерывистые гудки.
– Избрали Временный комитет, – заговорил Керенский. – Нужно полное единство, независимо от партий. Комитет получил диктаторскую власть. Люди – практически все «наши», – сказал он многозначительно. – Из тринадцати не масоны только трое. Сейчас это очень к месту. Главное – не пролить крови. По городу ходят группы добровольных «жандармов». Во главе – какой-нибудь студент. Врываются в квартиры. Хватают по собственному усмотрению «прислужников режима» и…
– Самосуд?! Но это же безумие! – воскликнул Ракелов.
– …и тащат их к нам, – успокоительным тоном продолжил Керенский. – В Думу. Привели бывшего министра юстиции Щегловитова. Я заявил ему: «Вы арестованы!» – театрально произнес Керенский и замолчал, словно наслаждаясь воспоминаниями о сцене ареста.
«А он и впрямь другой! – с восхищением отметил Ракелов. – Словно подменили. Осанка, интонация, жесты… Очевидно, отличный актер. Просто талант!»
– А потом – чтобы все слышали! – заявляю: «Ваша жизнь в безопасности. Дума не проливает крови!» Дал лозунг. Думаю, это многим спасет жизнь. Да! Дал лозунг! Это важно. Крови быть не должно.