«Странные люди», – думала Ирина, снисходительно наблюдая за происходящим. Она знала об увлечении Бернара психиатрией, в том числе модным гипнозом, однако не могла представить, что сама согласилась бы добровольно раскрыться перед посторонними людьми. И потом, она с недоверием относилась к психологическим опытам и любым вмешательствам в психику человека, особенно если этим занимаются непрофессионалы. «Вынь свой мозг со всеми мыслями и дай на время покопаться в нем другому, а тот что-то подкрутит, подправит и вернет на место… А что потом?»
Вспомнился случай, о котором когда-то говорил весь Петербург. К молодому, около тридцати пяти лет, но уже известному психиатру профессору Иванцову обратилась супруга одного высокопоставленного лица, которую мучили сильнейшие приступы астмы. Она предчувствовала, что скоро умрет и ей ничего уже не поможет. Однако профессор стал убеждать ее в обратном. Та все же не верила, и тогда молодой, пышущий здоровьем Иванцов твердо пообещал, что она умрет в один день с ним. И что же? Женщина выздоровела. Без лекарств, без видимых причин – болезнь ушла. Прошло пять лет, и она решила поздравить врача с Новым, тысяча девятьсот шестнадцатым годом и еще раз поблагодарить за чудесное исцеление. «К сожалению, сегодня утром профессор трагически погиб – поскользнулся и попал под трамвай…» – ответили ей по телефону. Несчастная едва сумела дойти до дивана и через несколько минут умерла от сильнейшего приступа астмы. Если бы не позвонила, возможно, жила бы еще много лет…
– Мое детство… – услышала Ирина сдавленный голос Жака. – Мать… – казалось, он вот-вот расплачется. – Она была очень красива и добра… Я так любил ее… и… – голос вдруг сорвался, – любил… и предал! Да-да, предал! Отец… – в голосе Жака послышался испуг. – Я всегда боялся его… Он меня бил… Да, бил! – обиженно вскрикнул фальцетом. – Но я его уважал. Да, уважал… Хотел быть на него похожим… Таким же сильным… Еще был сосед, приятель отца… жил в доме напротив… Я его ненавидел… Отец проводил с ним времени больше, чем со мной, а я… – на глазах блеснули слезы, – я так нуждался во внимании отца… – опустил голову и замолчал.
Бернар махнул рукой Ирине и Виктору, чтобы подошли. Ирина отрицательно помотала головой – ей вовсе не хотелось участвовать в глупой игре. Бернар снова настойчиво помахал и бросил умоляющий взгляд. Ирина неохотно поднялась вслед за Виктором, подошла и остановилась в полушаге от Жака, глаза которого были широко раскрыты, а взгляд… Ей показалось, у него не было никакого взгляда. Только расширенные темные зрачки.
– Жак! Слушай меня! – продолжил сеанс Бернар. – Я – твой отец.
Ирина заметила, что Жак напрягся.
– Вот – твоя мать. Возьми ее за руку, – соединил руки Жака и Ирины, которая почувствовала, что его ладонь холодна и влажна, а пальцы безвольно расслаблены.
– А рядом – сосед, – движением головы приказал Виктору стать ближе. – Мы все здесь. Перед тобой. Ты – мальчик, каким был тогда…
Ирина почувствовала неожиданный озноб.
«Наверное, похожее состояние испытывают актеры, выходя на сцену перед зрителями, – вроде это ты и будто уже не ты, – подумала она. – Однако актеры играют известные им роли, повторяют заученные слова, отрепетированные движения и жесты. А здесь разыгрывается пьеса, в которой, похоже, никто, в том числе и режиссер, не знает, что произойдет в следующий миг. Да и пьеса ли это?» – пристально посмотрела на Жака, который покусывал пухлые губы, обрамленные тонкой полоской усов, и только сейчас разглядела трогательную родинку на кончике его носа.
– Ну, рассказывай, негодник, что ты видел? – грозно спросил Бернар-отец.
– Я… пришел домой раньше обычного, – голос Жака стал срываться, совсем как у подростка в переходный возраст. – Тебя дома не было. Я услышал голоса… за дверью спальни, – наклонил голову набок, словно вслушивался в тот разговор. – Потом… приоткрыл дверь и… – замолчал, словно боясь говорить дальше.
– И что ты там увидел? – рассерженным голосом спросил Бернар-отец. – Говори же, щенок!
– Там были мама и… сосед, – с трудом выговорил Жак.
– И что же они делали? – Бернар-отец угрожающе надвинулся на сына.
– Они… они… он… обнимал маму… – по лицу Жака потекли слезы, – говорил, что любит… давно любит, и… целовал… целовал… целовал… – прикрыв глаза, начал мотать головой из стороны в сторону, словно какая-то неведомая сила изнутри толкала его, заставляя делать непроизвольные движения.
Бернар, наклонившись к уху Виктора за спиной Ирины, что-то шепнул. Ухмыльнувшись, тот кивнул и неожиданно со словами: «Я так люблю тебя, крошка, так давно люблю!» – вдруг обхватил ее длинными, цепкими руками и стал притягивать к себе.
– Ах ты шлюха! Да тебя убить мало! – вдруг закричал Бернар.