Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо

…Счастье неуверенно вошло в дом и присмотрелось к разом побледневшему лицу женщины. Лицо показалось знакомым. Они как будто уже встречались… на Новый, тысяча девятьсот семнадцатый год в далекой, заснеженной России. Только вот мужчина, который звал его, был, кажется, другим.

* * *

Ночь. Время, когда души людей исповедуются Богу. А Бог всемогущ. Он поймет и простит. Кто же, если не он? Кто же, если не он?

Темное небо, приблизив к бездонным глазам желтый монокль луны, заглядывало в спальню, в которой лежали мужчина и женщина. Мужчина спал спокойно и расслабленно, а женщина не спала. Лежала с открытыми глазами, свернувшись калачиком и вслушиваясь в тишину.

Тишина задумчиво покачивала ее на руках. Странная женщина. В ней как будто живет боль. А боль с тишиной не в ладах. У боли всегда шумная свита…

Часы пробили четыре раза. Ирина открыла глаза. Сердце, увеличившись в размерах, снова толкало в грудь. Уже столько лет прошло со дня убийства Ники, но иногда под утро все повторялось снова, и она всякий раз просыпалась оттого, что нечто огромное и тяжелое, как удав, обвивалось вокруг тела, не давая возможности вдохнуть, хоть что-то предпринять, успеть убежать или позвать на помощь.

И лица… Их спокойные, равнодушные лица…

И ничего нельзя исправить…

Но почему-то ни разу в этом чудовищном калейдоскопе она не видела Ники – только расплывчатое, бледное пятно, которое, стоило ей попытаться приблизиться, странным образом удалялось и исчезало, будто растворяясь, как мираж…

* * *

Все это – мертвецы. Вглядись же в эти лица. 
Их принято считать живыми – что за вздор! 
Реальностью своей им нечего гордиться — 
У них совсем немой, бездушный, мертвый взор…

«Господи, о ком это он? О большевиках или о нас?» – подумала Ирина, входя в зал, откуда доносился глубокий, проникновенный баритон.

Вечер, устроенный князем Львовым в здании русского посольства, не привлек бы ее внимания, если бы не известие о том, что на нем, вероятно, будет присутствовать редкий гость – писатель Куприн, не балующий эмигрантскую публику возможностью пообщаться с собой. К тому же обещал быть и вернувшийся недавно в Париж князь Феликс Юсупов – предмет давних грез и воздыханий многих воспитанниц Смольного института.

…Ведь тело – это что? Говядина, и только! 
Шерсть, кожа, и глаза, и сладострастный рот —
Коробка для души, в ней жизни нет нисколько, 
Сгниет она в земле, мы знаем наперед!

– продолжал декламировать манерный мужчина в блузе с широкими рукавами.

– Не кажется ли вам, голубушка, что все эти словосплетения – проделки князя Львова, желающего всех нас обратить в свое вегетарианство? – услышала у самого уха вкрадчивый, слегка картавый голос. – Согласитесь, что после этаких словесных прелестей мало кому захочется пройти в соседний зал отведать чего-нибудь вкусненького, мясного.

– Ах, Василий Алексеевич, дорогой, вместо того, чтобы с наслаждением вкушать высокое и духовное, вы заботитесь о чревоугодии? – Весело взглянула на Маклакова, молодящегося мужчину с будто приклеенными усами, аккуратно загнутыми вверх над мягкими, чувственными губами.

В том, что губы мягкие, Ирина не сомневалась, хотя бы потому, что Маклаков – вечный холостяк, всегда был окружен красивыми женщинами, находившими его весьма и весьма привлекательным, хоть возраста его не знал никто. Помнится, еще покойный отец со смехом рассказывал, как Маклаков, став депутатом Государственной думы, первым делом аккуратно продырявил страницу в книжечке со списком депутатов именно в том месте, где был указан его год рождения. Однако же Василий Алексеевич был удачлив не только в отношениях с прекрасным полом. Одним из его несомненных везений стал приезд в Париж в качестве посла Временного правительства именно 25 октября 1917 года. Информация о его назначении послом во французское министерство иностранных дел поступила, однако же верительные грамоты президенту Пуанкаре он вручить не успел и потому, более пяти лет просто жил в помещении русского посольства. Французы не знали, что с ним делать, – советское правительство они не признавали, советским дипломатам, в том числе торговым представителям, въезд во Францию не разрешали, а с Маклаковым, который представлял во Франции непризнанное правительство, официальных отношений иметь тоже не могли. Потому Василию Алексеевичу не оставалось ничего иного, кроме как жить в свое удовольствие, любезно отвечая на многочисленные приглашения, посещая все официальные приемы и принимая гостей у себя в посольстве.

– А где же ваш супруг, Ирина Сергеевна? Вы ведь, слышал, теперь графиня, не так ли? Поздравляю! – Он прикоснулся мягкими губами к ее руке.

– Благодарю, Василий Алексеевич. Скажите лучше, вы точно должны знать, будет ли князь Юсупов?