– Весь год, собственно, живут ради этого дня – и те, кто в зале, и те, кто на сцене, чтобы друг перед другом покрасоваться, как в старые времена.
Серегин зло ударил рукой по столу.
Жалобно звякнули подскочившие от удара вилка с ножом. Влюбленная парочка, опасливо поглядывая на шумного соседа, поднялась и направилась к выходу. Из кухни выглянул официант.
– Шуты гороховые! – сквозь зубы процедил Серегин. – Им бы лопаты в руки да делом занять! Построить их всех и через всю Европу пешком на родину! – с яростью воскликнул он. – Пусть бы потрудились на благо трудового народа!
– Да-да, право, и я об этом, – согласно кивнула Ирина, – Им бы лопаты в руки, – опустила глаза и сжала в кулак руку под столом. – Смотрите, Александр Васильевич, кажется, дождь кончился… Может, пойдем?
– А что ж, может, и пойдем. Слышь, Ир, – Серегин решительно положил ей ладонь на запястье, поедем ко мне, а? Прям щас. Водки выпьем. Сало у меня еще осталось. И хлеб черный. За жизнь поговорим и все такое… У меня к тебе, так сказать, сильное влечение имеется. Ты хоть вроде и белая кость, а в душе, нутром чую, своя.
«Господи, – тоскливо подумала Ирина, заставив себя не убрать руку. – Неужели уже сегодня?»
Заныло сердце. К горлу подступила тошнота…
Подняла свободную руку, показывая официанту, чтобы принес счет, вытянула ладонь из-под руки Серегина и открыла сумочку.
– Э-э, не-ет! – запротестовал тот. – У нас тоже деньги имеются. Не босяк! Сам заплачу! – достал из внутреннего кармана пиджака конверт, раскрыл и полез туда за деньгами короткими, будто обрубленными пальцами с татуировкой «САША».
Лужа, усыпанная оспинками дождевых капель, притаилась у края тротуара, томясь в ожидании жертвы. Вечер не задался. Прохожих в переулке было мало, да и те, укрывшись жалкими зонтиками и закутавшись в плащи, торопливо проходили мимо, прижимаясь к стене дома. И, как назло, ни одного автомобиля, который окатил бы смешных людишек холодной волной. И еще эта мерзкая собачонка! Уж сколько времени стоит у входной двери с задранной вверх мордой и лает, ожидая, что хозяин, от которого она же сама легкомысленно удрала во время прогулки, заметит ее из окна второго этажа и впустит в дом. Нет бы стояла на краю тротуара, тогда проезжающее авто окатило хотя бы ее. Было бы хоть какое развлечение! Да-а, скучно… Не задался вечер…
Шум мотора в конце переулка и свет фар, пронзивших струи дождя, породил надежду. Лужа замерла. Запахло бензином и удачей, хоть смышленая собачонка и спряталась за ствол столетнего каштана. Но автомобиль разочаровал: затормозил и аккуратно остановился в полуметре от тротуара. Задняя дверь распахнулась, и мужские ноги в ботинках на толстой каучуковой подошве, ступив на подножку, шагнули на бордюрный камень и тут же прошлепали ближе к дому. Затем появились женские ножки, обутые не по сезону, в изящные туфельки из золотистой замши.
– Александр Васильевич! Куда вы сбежали? Я плавать-то не умею! – послышался растерянный женский голос, и туфельки замерли на подножке. Лужа облизнулась в предвкушении легкой добычи, но мужские ботинки, потоптавшись, неохотно двинулись к краю тротуара.
– Ну, давай, что ли, руку. А то впрямь бултыхнешься – я чего твоему графу-то скажу?
Золотистая туфелька начала легкий полет в сторону тротуара и вдруг неловко, словно нарочно, замедлила движение и… решительно опустилась прямо в самое глубокое место. К ней незамедлительно присоединилась вторая.
Лужа, не раздумывая, жадно обняла женские ножки и, переполнившись восторженным волнением, раскатила улыбку от края до края.
– Ой! Александр Васильевич! Право, какой вы неловкий! Как же я домой-то пойду?
Мужские ботинки засуетились – в какой-то момент луже даже показалось, что ей удастся поближе познакомиться и с ними, но мокрые туфельки шагнули на тротуар.
– Ведите теперь меня к себе туфли сушить! – недовольно сказал женский голос.
– Высушим, все высушим, в лучшем виде, – послышалось радостное мужское бормотание…
Распахнувшая дверь горничная Лили обмерла. На пороге стояла графиня Тарнер в расстегнутом, намокшем от дождя пальто и… огромных черных мужских сапогах. С трудом поднимая ноги и придерживаясь рукой за стену, графиня прошла в прихожую, оставляя на полу мокрые следы.
– Привет! – энергично подняла согнутую в локте руку, сжатую в кулак. – Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Дома, надеюсь, никого? – качнувшись, снова оперлась о стену. – Что такое?! Почему стены качаются? – хихикнула и, ухватившись за плечо Лили, попыталась вытащить ногу из сапога.
– Со стенами еще и не такое бывает, – Лили весело глянула на хозяйку, – когда граф из дома уезжает.
– Да-а! Парижский воздух пьянит! – отпустив плечо Лили, взмахнула рукой Ирина, а затем, уперлась руками в стену и попробовала выпрыгнуть из сапог. Попытка оказалась неудачной. – Вот и я, – подрыгала ногой и все-таки стряхнула один сапог, – перегуляла сегодня… чуть-чуть… – повернулась лицом к Лили.
Та понимающе закивала, опустилась на колени и стащила второй сапог.