Дрожа от облегчения – и голода! – Хелена перенесла информацию в другой процесс, запросила соответствующие персональные данные и составила список:
Включая персональные гражданские номера и номера телефонов – этого, вероятно, Леттке будет достаточно. Остальные сведения, которые ему могут понадобиться, он сможет найти самостоятельно.
Она отправила список на печать, вышла из кабинета, закрыла за собой дверь, забрала распечатку и отправилась с ней прямиком к Леттке, вниз по лестнице, вверх по лестнице, через погруженную в это время в темноту лестничную клетку: как тогда, в тот вечер, когда появился Артур! Свет аварийного освещения придавал коридорам устрашающий вид, шаги разносились эхом, скрип качающихся дверей казался слишком громким. Невольно она начала ступать тише, и толстый линолеум, лежащий в коридорах, поглощал шум подошв ее туфель.
По дороге она вспомнила, что, наверно, было лучше предварительно позвонить, но ей повезло, в кабинете Леттке все еще горел свет. Она постучала, подождала, но не услышала ни малейшего движения. Она постучала еще раз, сильнее: может, он задремал; ей доводилось слышать, такое нередко случалось.
По-прежнему ничего. Она осторожно нажала на дверную ручку. Дверь не была заперта, но, когда она просунула голову, увидела, что внутри никого нет.
Странно. Действовало правило, согласно которому необходимо запирать свой кабинет, когда выходишь, даже в туалет. Однако, казалось, начальник отдела Ойген Леттке не считал нужным самому придерживаться этого правила.
Ну, по большому счету, ей было все равно. Она просто положит список к нему на стол безо всяких комментариев. Возможно, это испугает его и пойдет на пользу. Или нет.
Она проскользнула в дверь. Один только царивший в этом помещении хаос лично для нее был бы достаточным основанием держать дверь всегда закрытой, но, ладно, у мужчин другое чувство порядка и чистоты, это она знала еще по своему брату.
Она обошла письменный стол, разыскивая подходящее место для своего списка, чтобы он сразу смог его заметить. При этом ее пристальный взгляд упал на один из полуоткрытых ящиков и в беспорядке обнаружил в нем некоторые предметы, которые она до сегодняшнего дня видела только на иллюстрациях в медицинских книгах своего отца. Это были целлофановые пакетики, в которых находились круглые, кольцеобразные штучки, о которых Хелене было известно, что они сделаны из латекса. Официально их называли презервативами, а в народе окрестили «парижанами», «лондонцами» или же просто «Фроммс», по названию торговой марки.
Уже несколько лет они были запрещены в Германии, ведь немецкий народ нуждался в потомстве.
Все это за считаные секунды пронеслось в голове Хелены, в то время как она свободной рукой машинально потянулась и схватила два презерватива, без колебаний и не задумываясь о возможных последствиях такого поступка.
30
Когда Ойген Леттке вернулся из туалета, главным образом его занимал вопрос, как можно использовать в его кампании против Рузвельта то, что на следующий день после японской атаки некая Мэйбл Стимсон оставила на форуме «Нью-Йорк таймс» лаконичный комментарий: «Нападение
По крайней мере, это была та интерпретация, которую он пытался донести до своих оппонентов в продолжающейся дискуссии на «Форуме Восточного побережья», где он зарегистрировался под вымышленным именем. Люди, с которыми он спорил, выдавая себя за бывшего сотрудника Белого дома, были журналистами, то есть ценными пропагандистами, если бы им удалось их убедить.
Комментарий Мэйбл Стимсон удалили через несколько часов, но существовали копии. Один из журналистов почти поверил, но крайне настойчиво расспрашивал о личности собеседника, которого воплощал Леттке: теперь ему никак нельзя было допустить языковых ляпов в своих ответах!
Леттке опустился в свое кресло за письменным столом и уже потянулся за словарем, чтобы еще раз проверить свой следующий ответ, как его взгляд упал на открытый ящик.
Его рука замерла на полпути. Его глаза едва ли могли поверить в то, что видели: не хватало двух презервативов! Определенно. Их было пять – это он точно знал – теперь их только три.