Управление

Она, конечно, не стала класть распечатку ему на стол после кражи двух презервативов: он бы сразу обо всем догадался. Вместо этого она поспешно вернулась в свой кабинет, подождала некоторое время, и только потом позвонила, как будто анализ только что завершился. Если же ему придет в голову проверить, когда она распечатала список, она все равно сможет сказать, что хотела еще раз проверить имена.

Но почему-то она не сомневалась, что он не станет это проверять. Возможно, он даже и не знал, что подобная информация сохраняется в протоколах принтера. Во всяком случае, ей показалось, что мыслями он был в совершенно другом месте: где-то в Америке, наверное, в своем пропагандистском проекте.

Так или иначе, теперь она несла с собой два маленьких целлофановых пакетика, спрятанных во внутреннем кармане ее платья.

И чувство того, что по ней это всем видно, не покидало ее.

Она поехала на велосипеде домой. Ее родители уже сидели перед телевизором, смотрели репортажи с фронта. Как обычно, показывали только достижения: вермахт собирается занять Севастополь, немецко-итальянские соединения в Северной Африке достигли Эль-Аламейна, а немецкие подводные лодки потопили 144 корабля вышедшего из Рейкьявика конвоя союзников.

– Ну что, – приветливо сказал отец, – допоздна на работе? Снова спасали рейх?

Хелена только пожала плечами.

– Разве не все это делают?

Отец засмеялся не отрывая взгляд от экрана.

– Это верно. Каждый по-своему.

У Хелены не было ни малейшего желания смотреть новости. Это были всего лишь изображения атакующих самолетов, катящихся танков и поверженно шагающих военнопленных, плюс торжествующий голос, который комментировал все с пафосом и чудовищно часто употреблял слово «героический». Она направилась в кухню. Йоханна кое-что оставила ей на ужин и теперь разогревала еду.

– Курица? – удивилась Хелена, – в доме Боденкампов редко бывало мясо.

Не потому, что из-за возросших цен они не могли себе его позволить, а из солидарности с народом, который действительно не мог. Тем более довольно полезно сократить потребление мяса, как заявил отец.

– Подарок благодарного пациента, – пояснила Йоханна. – Весьма крупное животное, хватит еще на одно блюдо.

Хелена подумала о Леттке, который не был благодарен ей за то, что она решила его проблему. Сожалеть о краже совсем неуместно, решила она для себя, и будет считать презервативы неумышленным подарком, точка.

После ужина она удалилась в свою комнату, легла на кровать и рассмотрела оба презерватива со странной смесью восхищения, робости, страха и беспокойства. В сущности, поняла она наконец, все сводилось только к одному вопросу, а именно: должна ли она действительно «это» сделать?

Она этого хотела, однозначно. Она жаждала этого. Если не сейчас, то когда? В любом случае она не придавала значения своей девственности; а скорее, она представлялась ей подтверждением ее непривлекательности.

И, несмотря ни на что, она колебалась – почему?

Она спрятала в руках два целлофановых пакетика, откинувшись назад, представляла, как это будет происходить. Как Артур будет исследовать ее тело, чтобы наконец…

Внезапно она поняла, что заставляло ее колебаться. И что она должна сделать.

* * *

На следующий день в пять часов пополудни Адамек снова собрал круг приближенных. Ойген Леттке постарался сесть рядом с Добришовским, у которого, как обычно, при себе был толстый ежедневник: вдруг, подумал Леттке, там обнаружится хоть какой-то намек на любовницу?

Трудно сказать. Добришовский был одним из тех, кто все без исключения фиксирует в письменном виде; без сомнения, он бы оставил упоминание о любовном свидании в зашифрованной форме. До сих пор, однако, эта объемная вещица в кожаном переплете лежала перед ним закрытой.

Адамек достал из холодильника бутылку шампанского, попросил Руди Энгельбрехта откупорить ее и принести всем бокалы, а после произнес тост:

– За коллегу Леттке и его славную идею!

– Что произошло? – поинтересовался Кирст.

– Прошлой ночью в Мюнхене гестапо приняло меры по наводке из нашего ведомства, – рассказал Адамек. – В доме семьи Шморель были арестованы студенты Софи и Ганс Шолль, Александр Шморель, Кристоф Пробст и Вилли Граф, которые как раз собирались напечатать еще одну листовку с использованием механического множительного устройства. Также было изъято несколько сотен конвертов и соответствующее количество почтовых марок. По-видимому, эта группа уже давно работает в альянсе и культивирует антигосударственные идеи. Причем они, по всей видимости, придумали название «Белая роза» для этой кампании с листовками. – Он снова поднял бокал. – Рейхсфюрер Гейдрих, цитирую его электронное письмо ко мне, «чрезвычайно доволен».

– Получилось очень быстро, – сказал Добришовский и открыл свой ежедневник, листая туда-сюда между прошлой неделей и текущей. – В субботу они бросили письма, а уже в среду сидят за решеткой. Пять дней. Ничего не скажешь.

– Ваше здоровье! – сказал Леттке и тоже поднял бокал, наклонившись при этом вперед, чтобы бросить взгляд на календарь.