Удар мешком по голове удивил бы его куда меньше. Не из-за материальной ценности презервативов – хотя это была контрабанда из оккупированной части Франции и раздобыть их было непросто, дорого и рискованно, – потому, что немцам было запрещено владеть противозачаточными средствами любого рода. И укравший у него два презерватива – только кто-то из ведомства.
Коллега, другими словами. Коллега, державший теперь его судьбу полностью в своих руках!
Только теперь, с задержкой, наступила шоковая реакция. Леттке покрылся потом, протянутая к словарю рука задрожала, и в нем поднялась обжигающая волна чистой ярости: желание найти его и
Понятное дело, огромной глупостью было держать такие вещи здесь, в кабинете. И к тому же в ящике, которым он постоянно пользовался и часто держал открытым. Да, ему следовало быть куда более предусмотрительным, кто бы говорил.
Но это не оправдание. И не исключает опасности. Теперь его могли начать шантажировать, и никто лучше него не знал, что значит подвергаться шантажу.
Внезапно Леттке стало трудно дышать. С дрожью в животе у него перед глазами пронеслась сцена, как он возвращается домой, а там его уже поджидает полиция…
Именно в этот момент зазвонил телефон.
Сперва Леттке сделал два глубоких вдоха и выдоха и только потом поднял трубку.
– Да? – коротко произнес он в невольном ожидании услышать голос матери, сообщавшей о прибытии мужчин, облаченных в нарочито неброскую одежду.
Но на другом конце провода была не его мать, а эта наборщица программ, Хелена Боденкамп, о которой Адамек был такого высокого мнения. Она уже завершила анализ, и у нее определился список из четырех имен.
– Я только хотела уточнить, на месте ли вы, – услужливо сказала она. – Тогда я занесу его вам, если угодно.
Леттке провел свободной рукой по лицу, прогоняя все гнусные выражения, вертевшиеся у него на языке, и ответил предельно вежливо:
– Да, я еще здесь. Приносите.
Пока он ждал, он начал все обдумывать. Возможно, вором был Добришовский. У лысого исполина было семеро детей, которые, как он признавался, действовали ему на нервы: понятно, если больше детей он не захочет. И в 37 лет он еще не настолько старый, чтобы уже утратить сексуальное желание. Тем более его жена – Леттке несколько раз видел ее на рождественских вечеринках – по-прежнему выглядела довольно привлекательно.
Но если это был Добришовский и им двигало желание без последствий покувыркаться с женой в кровати, – почему он взял
Этого Леттке не понимал. А непонятные вещи всегда таят опасность.
Прошло пять или десять минут, когда за матовым стеклом двери возникла узкая тень и раздался робкий стук.
– Войдите! – нетерпеливо воскликнул Леттке, но это не помогло: Боденкамп открыла дверь так осторожно, словно боялась сломать ее неосторожным движением, сперва просунула голову, протянула распечатку и произнесла:
– Я нашла четыре имени, по одному в каждом городе. Все они созванивались друг с другом, а еще несколько раз встречались за последние несколько недель.
– Да войдите вы уже, черт побери, – напустился на нее Леттке. – Это не обязательно слышать всему коридору!
Она вздрогнула и быстро шагнула вперед, робкая, худощавая девица, без малейшего следа уверенности в себе, раз прячет свою маленькую фигуру в бесцветные бабушкины тряпки. Ужасно. В отделе программисток работает множество аппетитных девиц, а ему, как назло, по работе досталась серая мышка.
– Дайте сюда, – грубо сказал он и протянул руку.
Она передала ему листок. Он пробежал глазами по написанным именам. Они ни о чем ему не говорили, впрочем, он этого и не ожидал.
Он вздохнул.
– Хорошо. Спасибо. Это всё на сегодня. И запомните – никому об этом ни слова!
– Да, герр Леттке.
– Хайль Гитлер.
– Да. Хайль Гитлер, – пробормотала она и закрыла дверь так же осторожно, как и открыла.
Леттке слышал, как ее шаги удалялись по коридору и быстро становились тише, потому что толстый линолеум поглощал звуки.
Это заставило его снова подумать о Добришовском. Это
Вопрос только в другом, откуда Добришовский
Тут подстерегала опасность.
Леттке посмотрел на лист бумаги в своей руке, на список из четырех имен, которые для него ничего не значили. Сначала он отнесет его Адамеку, а потом что-нибудь придумает.
Хелена по-настоящему вздохнула с облегчением, только когда покинула здание НСА и вышла в теплую, заколдованную светом почти полной луны июньскую ночь. Только теперь она смогла поверить, что Леттке действительно ничего не заметил.