– О, я так не думаю. Знание того, что американцы не отстают от нас, очень важно. – Леттке встал, собрал стопки прочитанного и непрочитанного материала и начал убирать обратно в свой запираемый шкаф. – Хватит на сегодня. Продолжим завтра.
Спал в ту ночь Ойген Леттке плохо, преследуемый множеством прочитанных документов. Его голова кружилась, масса английских слов не давала ему уснуть: нейтроны, расщепление атомных ядер, изотопы, которые подлежали разделению, все заполняющая энергия – и что ему теперь с этим делать, что? Нужно сообщить Адамеку, говорил он себе снова и снова, когда очнулся ото сна в поту, говорил себе, словно боялся, что может забыть, а потом вновь опустился на подушки и размышлял, какую же историю рассказать Адамеку, каким образом он наткнулся на след этих документов. Рассказать правду он не мог, так что следовало что-то придумать, и мысли его оказались бодрее тела и охотно принялись за эту задачу, неустанно вращались по кругу и выдавали бесчисленные варианты, наполовину придуманные, наполовину приснившиеся, а он снова и снова видел себя сидящим в кабинете Адамека и как он признавался ему, что только хотел найти одну женщину, совершенно банально, и Адамек то смеялся над его глупостью, то глубоко возмущался.
Пятница была одним из тех дней поздней осени, когда сильные ветра проносили по улицам Веймара проливные дожди, заставляя людей идти, наклонившись вперед, мужчин придерживать свои шляпы, а женщин – зонтики. Ветер дул именно с той стороны, откуда необъяснимым образом провоцировал жалкие завывания в крыше здания НСА, которые звучали так, словно призраки бесчинствовали в огромном, теперь таком полностью покинутом здании, где отныне только они и удерживали позиции.
В эту беспокойную ночь ему стало ясно одно: если они соберутся наводить справки,
Вундерваффе – об этом оружии уже некоторое время ходили слухи. Что оно скоро будет использоваться и что оно резко изменит военную ситуацию в пользу Германии. Леттке всегда думал, речь идет о новых бомбардировщиках, которые разрабатывала фирма «Мессершмитт», самолетах, летающих быстрее вражеских, выше, дальше, – но со вчерашнего дня понял, это совершенно ложный след. Атомная бомба! Совсем другая история, абсолютно иного масштаба. Если одной бомбой можно уничтожить сотни русских танков, превратить в руины целые вражеские города – это изменило бы ход войны, о да, но, правда, так, что представить себе это вовсе не легко. Называть нечто подобное чудо-оружием – почти преуменьшение: это станет концом света, который Германия сможет обрушить на своих врагов, если захочет!
Ни у кого не получится противостоять, не останется ничего иного, кроме как капитулировать.
В этом, во всяком случае, были твердо убеждены исследователи из Беркли, и, разумеется, это представлялось им разрушительной угрозой. Поскольку, как тщательно перечислялось в одном из документов, у Германского рейха есть доступ к обширным залежам урана, которых хватило бы на тысячи таких бомб: в Рудных горах, где химический элемент уран и был обнаружен в 1789 году в остатках шахты в Виттигстале близ Йохангеоргенштадта, а также в Чехословакии и на Украине, находящихся в руках у немцев.
– Мы не станем производить запросы в немецких базах данных, к которым у нас нет доступа, – предупредил он Боденкамп, когда та вскоре после него и гораздо раньше, чем обычно, пришла к нему в кабинет. – А то можем подвести себя под монастырь.
В ответ она так странно посмотрела на него, что Леттке задался вопросом, не поступала ли она так раньше, невзирая на возможные риски. Но он предпочел не вдаваться в подробности; в конце концов, в этом отношении он сам не образец добродетели.
Между прочим, вид у девушки тоже был далеко не цветущий, вероятно, ей спалось не лучше, чем ему. Под ее глазами – темные круги, как после ночного кутежа, а ее волосы не помешало бы тщательно помыть и хорошенько расчесать.
Но она всего лишь спросила:
– Так как же мы поступим?
Начали с того, что составили список немецких физиков, которые в последние десятилетия занимались ядерными исследованиями, затем вычеркнули тех, кто больше не находился на территории Германского рейха.
– Ужасно, как много уехало, – заметила Боденкамп, когда они закончили. – И перебежали на вражескую сторону.
– Все евреи, – неловко констатировал Леттке. – Видимо, исследование атома действительно является своего рода еврейской наукой.