– Вы оказали великую услугу немецкому народу, – заявил он картавящим голосом. – Я распорядился, чтобы вас удостоили высшей награды из имеющихся для гражданских лиц.
Ойген Леттке кивнул, сбитый с толку, ведь он должен гордиться, радоваться, но внутри у него было холодно. С близкого расстояния Гитлер выглядел совсем иначе, чем по телевизору. Словно вместе с ним в помещение вошло нечто невероятно тяжелое, угнетающее, атмосфера безжизненности и прямо-таки смертельной пустоты.
– Присаживайтесь, – приказал Гитлер, и все снова заняли свои места, но сам он не сел, а разместился за спинкой именно того кресла, которое по распоряжению адъютанта осталось свободным.
Он оглядел присутствующих.
– А вы, значит, ведущие физики рейха. Прошу довести до моего сведения, кто из вас есть кто.
Взглянул на мужчину с выступающим лбом, сидевшего на диване по правую руку от него, и тот сказал:
– Доктор Вальтер Боте.
Остальные представлялись по очереди:
– Вернер Гейзенберг.
– Фон Вайцзеккер.
– Курт Дибнер, Куммерсдорфский полигон.
– Хартек, Пауль.
– Вильгельм Грот.
– Фон Лауэ.
– Роберт Депель, мой фюрер.
И, наконец, последним был:
– Профессор Отто Ган.
– Это вы обнаружили феномен разложения атомного ядра? – спросил Гитлер.
– Да, мой фюрер, – ответил пожилой ученый с явной неловкостью.
– И вы не увидели, что на его основе можно построить оружие беспрецедентной разрушительности?
Ган покачал головой.
– Нет. В действительности мне потребовалось много времени, чтобы вообще понять, что происходит во время моего эксперимента.
Гитлер указал на Леттке.
– Вы читали документы, которые этот герр в ходе смелой операции добыл из американского компьютера?
– Да, – сказал Отто Ган. – Прилагаемые переводы ключевых текстов были технически неточными, но тем не менее полезными.
– А как вы оцениваете изложенные в них соображения относительно возможности создания атомной бомбы? – задал вопрос Гитлер, обращаясь уже ко всем присутствующим физикам.
Ученые замешкались.
– Ну, теоретически звучит правдоподобно, – нерешительно сказал один из них, – но опыт показывает, что между теорией и практикой лежит непроходимая пропасть.
Они обменялись взглядами, нервно теребя галстуки, затем другой произнес:
– В конечном счете, это всего лишь игры разума, подтвердить которые можно только экспериментально.
Наконец Вернер Гейзенберг наклонился вперед и заявил, вероятно, в попытке положить конец этому жалкому зрелищу:
– Мы не обнаружили ошибок в расчетах. Это все, о чем можно с определенностью утверждать на данный момент.
Гитлер впился в него взглядом.
– Но никто из вас сам до этого не додумался?
Гейзенберг старался выдержать взгляд рейхсканцлера.
– До настоящего времени наши усилия были сосредоточены на создании уранового реактора, то есть на контролируемом высвобождении атомной энергии. Дальнейший путь планировалось определить исходя из полученных знаний.
– Цепная реакция с помощью нейтронов – идея Лео, – вставил кто-то.
А другой уточнил:
– Доктора Силарда. Венгра. Он еще восемь лет назад подал заявку на патент того, что американцы взяли за основу проекта своей бомбы.
– Вы знали об этом? – не отставал Гитлер.
Физик, извиняясь, развел руками.
– Мир ядерной физики невелик. И в любой момент циркулирует огромное множество идей… А концентрируешься на том, что имеет отношение к твоей собственной работе.
– То, что вы говорите, – разразился упреками Гитлер, – доказывает, что вы живете в своей башне из слоновой кости и хотите, чтобы вас не беспокоили. Но я надеюсь, что вы все-таки не упустили из виду, что мы уже три года как находимся в состоянии войны, боремся не на жизнь, а на смерть с врагами немецкого народа, к которому вы тоже относитесь! В такой ситуации ваш долг – внести свой вклад в победу нашего дела. Если мы – а под нами я подразумеваю германскую народную общность, всех крестьян и рабочих, которые своими руками создают основополагающие средства к существованию для всех нас, – если мы содержим вас, позволяем вам в своих лабораториях постигать тайны природы, то мы делаем это только потому, что нам
Теперь Карл Фридрих фон Вайцзеккер выпрямился и заявил:
– Мы, безусловно, рассматривали возможность взять за основу расщепление ядра атома при создании взрывчатых веществ. В декабре 1939 года коллега Гейзенберг направил в Управление вооружений сухопутных сил соответствующее письмо, в котором описал основные возможности.