– Краеугольным камнем проблематики является вопрос обогащения урана-235, – добавил Гейзенберг. – Для создания бомбы потребовался бы уран-235 в настолько высокой концентрации – это нам показалось недостижимым и, откровенно говоря, до сих пор выглядит нереалистичным. В этом пункте я не могу отследить соображения американцев. Для одной добычи урана потребовались бы такие колоссальные усилия с точки зрения материалов и персонала, что соответствующие требования казались нам недопустимыми для рейха.
– Откуда вам знать, что допустимо для рейха, а что нет? – гневно прервал его Гитлер. – Моя задача – решать такие вещи, а не ваша!
Он оттолкнулся от кресла и начал шагать вокруг гарнитура мягкой мебели с сидящими на нем оцепеневшими физиками.
– Проще говоря, ваш отказ задуматься о военном потенциале, скрытом в уране, граничит с предательством. Вам же должно быть ясно, что вы, как ученые, специализирующиеся на своем предмете, не в состоянии уловить обширный политический, социальный и экономический контекст! В таком случае вас приведет в недоумение одна вещь, одно простое обстоятельство – тот факт, что именно
Он приблизился к Леттке, обходя кругами, словно тигр, сидящих, остановился наискось позади него и продолжил:
– Вы не поверите, но здесь действует провидение. Не утруждайтесь – я еще ни разу не встречал ни одного ученого, который бы в это поверил, но меня это не беспокоит, потому что я это
Леттке увидел, как физики действительно обменялись взглядами, в которых читались неловкость и скептицизм.
Гитлер сделал шаг вперед, оказавшись почти в центре круга, и сказал, держа руку у пояса, резким тоном, давая понять, что не потерпит возражений:
– Я созвал вас, чтобы дать вам следующее поручение: предоставьте мне, предоставьте германскому вермахту атомную бомбу – и предоставьте нам, что самое главное, бомбу
Несколько более мягким голосом продолжил:
– Я поручил Управлению вооружений сухопутных сил предоставить вам все необходимые средства. Разумеется, весь проект, который я хочу назвать Молотом Тора, с данного момента подлежит самой строгой секретности.
Ученые, похоже, одновременно тяжело вздохнули. Тогда Гейзенберг осмелился возразить:
– Проблема в том, что из-за войны и эмбарго не все, что для этого необходимо, доступно. Например, нам понадобится тяжелая вода, оксид дейтерия в больших количествах, но пока только…
– В Норвегии, как меня заверили, тяжелая вода имеется в достаточном количестве, – коротко сообщил Гитлер.
– Эх.
– В вашей реакции я слышу внутреннее сопротивление, – заметил Гитлер. – Вам лучше, чтобы мы выиграли войну самостоятельно, не побеспокоив вас. Вы бы предпочли не пачкать руки. Но вы должны, я требую это от вас, и внутреннее сопротивление я не могу и не буду терпеть. Более того, требую, чтобы вы от всей души, изо всех сил посвятили себя этому проекту. Те из вас, кто сочтет себя неспособным, проведут следующие годы в лагере для врагов нашего государства, будут спать вместе с цыганами, преступниками и гомосексуалистами и чистить им сортиры!
Группа физиков сидела в оцепенении, широко раскрыв глаза, потрясенная неприкрытой угрозой.