Управление будущим

Государства заинтересованы как в общей объединяющей мечте для всех граждан, так и в отдельных, более конкретных представлениях о своем будущем для групп людей. Например, для США сегодня есть проблема вернуть молодежь к изучению естественных наук. Во времена Обамы его советники по науке писали ему, что если этого не будет, то страна вылетит из списка передовых, поясняя это тем, что в стране есть люди с докторскими степенями в этой сфере, но они не имеют гражданства и не могут быть использованы в лабораториях, работающих в области национальной безопасности. Так что одной общей мечты недостаточно для развития страны, мечта должна носить более разнообразный характер.

Религия или идеология дают прекрасные образцы мечты, нужные большинству. Загробный мир в одном случае, и коммунизм в другом дают как раз пример такой мечты, благодаря которой осуществляется управление поведением в настоящем. Однако одновременно существуют и другие уровни своего будущего, более конкретные, которые нужны каждому (профессиональные, личные и т. д.).

Советский Союз запускал свои модели правильного поведения с помощью кино. Менее активно это делала литература, поскольку чтение книги требует большей усидчивости. В довоенное время нужны были трактористы, танкисты, летчики, и кино давало таких героев. Это были герои физического толка, поскольку их профессии требовали большой физической нагрузки на организм. В послевоенное время нужны были физики-ядерщики, и фильм «Девять дней одного года» дал именно такого привлекательного своей интеллектуальностью героя.

Кстати, «Семнадцать мгновений весны» тоже дали такой интеллектуальный типаж Штирлица. Заодно интеллектуалами пришлось сделать и его врагов. И так впервые в истории советского кино появились иные типажи немцев.

Сегодня в этом усматривают определенную конспирологию: «Эстетизация и очеловечивание безусловных зла и мерзости начались с масс-культа, с сериалов, со „Щита и меча“ и особенно с „Семнадцати мгновений весны“. Публике представили фашизм-лайт. Не кишащие вшами нательные рубахи, не кровавый понос, не червей, пожирающих сотни тысяч трупов на ржевских равнинах, не твои кишки, вывалившиеся в грязь, а кожаные плащи, железные кресты, черепа, двойные молнии на мундирах, щелканье каблуков и римские приветствия, весь этот такой привлекательный и бесчеловечный языческий бред об истинных арийцах и нордическом характере».

Если верить киношникам, а они ссылаются на Путина, он сказал, что на его решение пойти в разведчики повлиял «Щит и меч». Путин был сыном фронтовика. Наци – это дети детей войны. И это поколение выборочно вдохновило уже совсем другое – внешние атрибуты, «„большой стиль“ СС и Рейха, бесстрастность и надменность нацистов. Меж тем серьезные исследователи утверждают, что парадная черная форма СС не использовалась гитлеровцами с 1939-го, с начала Второй мировой. У каждого фильма в титрах значились солидные консультанты. Тем не менее, раз за разом воспроизводился этот эффектный косплей. И кто бы спросил, для чего» [1].

Представляется, что объяснение тут может быть и другим. В это время закончилась эпоха карикатурного изображения врага, характерного для военного времени, поэтому образы врага пришлось менять, поскольку современному человеку было вообще не так просто понять, почему так тяжело далась победа, да и война длилась достаточно долго. В довоенное время в карикатурном виде изображались враги-японцы. Кстати, советское кино точно так же активно создавало образы заскорузлых священников как людей далеких от сегодняшнего дня и окруженных старушками в платочках.

Кино своими мечтами заменяет и министерство образования, рассказывая массам, что на самом деле все было не так, как в учебниках, а гораздо красивее. Кино – это не замена реальности, а квазизамена, где правда прячется за ложью еще сильнее, чем это делается в школьных учебниках. Конечно, это происходит не вдруг, но несколько десятилетий – не срок для полной смены картины мира в головах миллионов граждан. А смена картины мира в головах ведет к изменениям в реальной жизни.

Человечество на любом этапе своего развития программирует картины мира в головах. Когда-то это делали мощные инфраструктуры религии и идеологии. Сегодня их роль падает, но это не отменяет того, что нашими умами продолжают править квазирелигии и квазиидеологии.

А. Рыбин подчеркивает: «Историю делают не политики и генералы. Ее делают литераторы. Достижения политиков и военачальников моментны и недолговечны. Любой военный триумф стараниями литераторов легко превращается в полный разгром, самое замечательное государственное устройство начинает выглядеть концлагерем – если оно, всего-навсего, не понравится паре-тройке хороших писателей. Люди узнают об истории из художественной литературы. Это данность. И изменить это нельзя» [2].