Если я никак не мог выкинуть из головы совет Рокфеллера, то не потому, что готовился совершить новый импульсивный скачок. Я стал отмечать у себя внутреннюю закономерность — и дело было не в том, чтобы разорвать все связи и бежать. Нет, я каким-то образом настроился на безмолвный внутренний голос, и когда я решался на внезапные перемены, то словно бы видел себя со стороны, видел, как я все это делаю. Мое поведение свидетельствовало, что человек дошел до поворотного пункта и ему нужна свобода. Однако внутри я ощущал полное спокойствие, и свобода, в которой я нуждался, была не просто свобода, она была непостижимой абсолютной свободой духа, вот почему Кришнамурти по справедливости назвал ее «свободой первой и последней». Парадокс заключался в том, что когда я в 1992 году ушел от Махариши, то уверился в своей духовной миссии куда больше прежнего.
Каждая личность складывается, словно мозаика, по кусочкам, однако разница, и весьма огорчительная, состоит в том, что сколько бы в нее ни вошло кусочков, представить себе цельную картину все равно не удается. Я потратил много лет на то, чтобы выстроить вариант аюрведы, подходящий для потребностей жителей Запада, а в результате сложилась картина, в которой аюрведа была далеко не главной. Эта картина была о переосмыслении строения человеческого организма. Раньше я касался этой темы лишь кратко, а теперь нужно объяснить ее подробно, поскольку мне пришлось взглянуть в лицо жестокой реальности и разобраться, что это вообще такое — медицина и исцеление, а действовал я при этом от имени движения сторонников трансцендентальной медитации или сам по себе, было уже неважно.
Мне перевалило за сорок, и с точки зрения опытного врача мне было ясно, что старые концепции, которые когда-то казались незыблемой истиной, сплошь пошли трещинами. Начнем с того, что считать организм машиной, как принято в медицине, основанной на науке, — порочная практика. Машины от использования изнашиваются, а наши мышцы и кости лишь становятся прочнее.
Машины собирают из отдельных деталей. Человеческий организм — цельная, холистическая система, соединенная органически. Каждая клетка — разумный микрокосм в пределах разумного макрокосма. В аюрведе мне нравилось именно то, что из нее можно было сделать рычаг, чтобы перевернуть всю систему, однако пересмотреть устройство организма при массированном сопротивлении официальной медицины было в принципе невозможно.
Врачей учили так, что они были, в сущности, высококвалифицированными техниками и к моим метафизическим доводам относились с крайним презрением. Для них исцеление организма не нуждалось ни в какой философии. Важны лишь результаты. Однако я понимал, что результаты тоже расплываются по краям. Ярчайший пример — кардиология. Ежегодно примерно полмиллиона больных подвергаются операции аорто-коронарного шунтирования, чтобы привести в порядок засоренные артерии. Иногда такой больной — мужчина средних лет, жалующийся на боль в груди, классический симптом стенокардии. Но чаще у него вообще ничего не болит, только кружится голова при малейшей физической нагрузке или он не проходит тест на беговой дорожке.
У такого больного много друзей-сверстников, которым сделали ту же операцию. Они говорят, что после нее некоторое время ужасно маешься, однако современная хирургия дошла до таких высот, что вставать начинаешь в тот же день. Хирург извлекает чистую артерию откуда-нибудь из другой части организма, обычно из ноги, и вшивает ее на место засорившейся — и тем самым обеспечивает беспрепятственный приток крови к сердцу. Процедура достаточно безопасна, так что это, в сущности, обязательная веха, которую приходится миновать в середине жизни. Итак, с некоторой тревогой пациент, которого со всех сторон подбадривают, все же решается на операцию и платит за нее в среднем 100 000 долларов. Обдирают как липку, думает он при этом, но ведь речь идет о жизни и смерти.
Однако его решимость будет сильно подорвана — и хорошо бы, чтобы так и было, — если он узнает, что аорто-коронарное шунтирование по статистике продлевает жизнь лишь трем процентам больных. Поначалу считалось, что эта операция показана лишь в крайнем случае, в основном — если левая главная нисходящая артерия так засорена, что высок риск инфаркта со смертельным исходом. А иначе процедура в основном просто облегчает симптомы, и месяца через два пересаженная артерия тоже засоряется, если только пациент не изменит образ жизни самым коренным образом, однако делают это лишь немногие: ведь с их точки зрения они решились на операцию именно для того, чтобы их вылечили.