Я приехал в Кремниевую долину, когда у нее еще не было такого названия, и взрослел в этом климате, исключительно богатом талантами и идеями. Я все время работал в Институте будущего, самом старом мозговом центре в мире, занимающемся фьючерсными исследованиями, но за время работы в нем я перепробовал множество других занятий. Я и сейчас продолжаю трудиться в Институте как штатный сотрудник.
Я родился в маленьком городке Женеве в сельском Иллинойсе. Вся моя жизнь тогда крутилась вокруг баскетбола, ведь я жил в штате, помешанном на этой игре. Только уехав из родного города, я столкнулся с проблемой, поставившей под сомнение удобные, но узкие категории мышления, к которым я привык.
Я стал играть в сборной штата, и мне повезло получить полную стипендию и поступить в Иллинойский университет. Но я был всего лишь второстепенным игроком в «большой десятке» университетских баскетбольных команд и не тянул на то, чтобы стать профессионалом. Однажды в субботу на старом чикагском стадионе в присутствии 20 тысяч зрителей я играл против команды Колумбийского университета и Карима Абдул-Джаббара (тогда Лью Алсиндора)[171]
. Я играл довольно хорошо, но он безо всяких усилий набрал 45 очков. Помню, как я глядел на него, когда мы стояли на линии штрафного броска, и думал: «Нужно заняться чем-нибудь другим». До той поры вся моя жизнь была связана с баскетболом, я считал его основой своей идентичности, но в тот момент та часть моего «я» закончила свое существование.Жарким сентябрьским днем 1967 года после окончания университета я ехал в своем старом белом «форде» на восток по Пенсильванской платной автостраде, со всеми своими пожитками, которые поместились в багажнике. Я не представлял, что со мной будет дальше. Меня не привлекала ни одна профессия. Я получил стипендию аспиранта Теологической семинарии Крозера в Честере, штат Пенсильвания. В этой же семинарии учился Мартин Лютер Кинг — я об этом упоминал в книге. Оказалось, семинария Крозера в конце 1960-х стала эпицентром мышления полного спектра, хотя никто его так не называл в то время.
Я был странным и не подающим особых надежд студентом, поскольку согласился на эту стипендию из интереса к религии и духовным учениям, не испытывая призвания к служению в качестве священника. Я окончил семинарию с дипломом, дающим право на посвящение в духовный сан, но решил этого не делать. Я не потерял интереса к духовной сфере, но я не сторонник какой-либо ветви религии.
Во время учебы в семинарии я был ассистентом по обслуживанию Международной конференции по вопросам религии и будущего. Я носил чемоданы и вел неформальные беседы с ведущими мировыми футурологами. Та конференция радикально расширила мой мир. В памяти сохранилась яркая картинка, как я бегу под лопастями вертолета футуролога Германа Кана, чтобы подхватить его дипломат. Во время конференции я думал об этих необыкновенных футурологах, говоря себе: «Вот чем я хочу заниматься». Так или иначе, пять лет спустя меня пригласили в Институт будущего, и с тех пор я стал футурологом. Семинария Крозера готовила священников и профессоров теологии, но вместо этого забросила меня в мир прогнозирования будущего.
Я получил степень доктора философии в Северо-Западном университете. Когда я приехал в Эванстон, то думал, что стану профессором социологии религии. В то время аспирантуру по направлению «религия» в Северо-Западном университете проходили в Теологической семинарии Гарретта. Живая изгородь разделяла высокое здание семинарии с горгульями и низкое плоское строение — компьютерный центр Vogelback, в котором в то время находился один из самых больших компьютеров в мире. Я проходил через эту изгородь почти каждый день, и это было похоже на чудо: за ней передо мной открывался новый спектр сетевых компьютерных систем, ведь именно тогда как раз зарождался интернет. Эта изгородь напоминала мне кукурузные ряды в фильме «Поле чудес»[172]
.Одним из моих крупных проектов в Институте будущего стала работа с Центром альтернативных медиа в Нью-Йоркском университете в конце 1970-х годов. Целью проекта было изучение использования новых телекоммуникационных средств в случаях инвалидности вследствие порока развития, например церебрального паралича. Этот проект подорвал мои стереотипные представления, когда я познакомился с молодым человеком с церебральным параличом. Он не мог говорить и плохо владел руками, но с ним можно было общаться с помощью маленькой доски с напечатанными на ней алфавитом и цифрами — мы с ним сидели на полу, и он пальцами ног составлял слова по буквам. Меня поразило, насколько быстро мы смогли завести разговор о новом проекте и его возможном участии в нем. Этот опыт открыл новый спектр представлений о людях с ограниченными возможностями и разрушил мои необоснованные предположения о том, что такое норма. Сейчас цифровые вспомогательные средства для людей с ограниченными возможностями стали намного более совершенными, одновременно расширились и наши знания о потенциальных возможностях людей с инвалидностью вследствие порока развития.