Упражнения

Сравнительно недавно появился интересный термин, который ему нравился и несколько его утешал. Социальный капитал. Можно ли ему жаловаться, коль скоро он собирался жениться? Если у него есть чудесный пытливый сынишка, друзья, музыка, книги и здоровье и его сыну не грозили ни оспа или полиомиелит, ни снайперы в горах близ Сараево? И все же он предпочел бы иметь вдобавок к социальному капиталу просто капитал, и если его жизни не угрожала никакая опасность, то она была слишком безопасная. В те дни он редко покидал Лондон. А чем занимались представители его поколения? Он не покинул дом, чтобы привлечь внимание общественности к осаде Сараево и зверствам войны, как это сделала отважная Сьюзен Зонтаг, поставив «В ожидании Годо» в Национальном театре Сербии[113].

Они с Дафной решили съехаться. Все четыре ребенка прыгали от радости. Питер, перебравшийся в Борнмут в запущенную квартирку на побережье, где он теперь жил с новой подругой, не возражал, что Роланд будет жить с его брошенной женой. Роланд подозревал, что Питер иногда поднимал руку на Дафну, но та не хотела об этом говорить. Оказалось, что они с Питером, в годы юности взбунтовавшись против условностей общества, не были формально женаты. Что бы между ними ни произошло, буря, спровоцировавшая их расставание, уже давно стихла. От этого снаряда Роланду и Алисе удалось увернуться. Он просто подписал подготовленные немецким и английским юристами документы, которые оплатила Алиса. Теперь, когда он соединился с Дафной, план дальнейших действий был ясен. Найти большой дом с садом, где Лоуренс, его лучший друг Джеральд и обе девчонки, Грета и Нэнси, были бы счастливы и чувствовали полную свободу. Роланд рассчитывал на организаторские таланты Дафны. Они долгое время доверяли друг другу свои секреты, теперь стали любовниками. Начало их отношений было чудесным, потом наступило недолгое охлаждение, и вот снова все было хорошо. Или вполне хорошо. Но он наконец осознал, что свободы нет нигде за пределами оборонительных насыпей вокруг лагеря Гурджи и что после умопомрачительного оргазма его вовсе не обязательно ждет новый, куда лучше прежнего.

До пятидесятилетнего юбилея ему оставалось чуть больше трех лет. Тем, кого он учил играть в теннис, было за тридцать, и в основном они вполне прилично владели ракеткой и обожали «гасить» мяч. Проведя по многу часов на корте, он замечал, как у него начинали ныть бедра и правое плечо пронзали, как будто удар током, болевые спазмы. Он проверил сердце, у него выявилась небольшая аритмия, но ничего серьезного. По совету врача он согласился на обследование полости толстой кишки на предмет полипов – и пока никаких признаков не обнаружили. Процедура колоноскопии была, прямо сказать, унизительной, но ему дали таблетку фентанила, напомнившую ему старые добрые деньки. Впервые в жизни серьезно задумавшись о своем здоровье и о неизбежном дряхлении, он укрепился в убеждении, что пришла пора по-другому организовать свое существование. Ему было поздно ехать в Сараево. Возникшее в его воображении будущее выглядело солидным, безопасным, благоприятным, упорядоченным, и наконец он, после многих проволочек и возражений, готов был в него шагнуть.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как они с энтузиазмом решили съехаться. Но Дафна работала по пятьдесят четыре часа в неделю и воспитывала троих детей. У нее часто менялись няни. Рынок жилья, увы, съеживался. Ее небольшая жилищная компания не могла удовлетворить гигантский спрос на недорогие съемные дома в Лондоне. Рабочие часы Роланда размазывались на весь день, но в половине четвертого он, как штык, должен был стоять у ворот начальной школы. За полгода они рассмотрели одиннадцать вариантов, но все предложенные им дома или оказывались лачугами, или сдавались по неподъемной цене, или были тем и другим. Пока что они обитали в двух домишках в Клэпхеме.

«Эпиталамиум кардз» не потерпела крах – ее продали крупному концерну за сумму, которую Роланд так и не узнал. Скоро он должен был получить все, что компания ему задолжала, уклончиво успокаивал его Оливер Морган на протяжении четырех лет. Нужно было только утрясти кое-какие юридические и финансовые проблемы. Ему не о чем беспокоиться – ведь капитализация его доли все это время росла. А его переработанные стихи по случаю дней рождения и поминок теперь продавались повсеместно корпорацией куда более крупной, чем «Холлмарк». Давным-давно, в школе, он начал читать одну книгу из обязательного списка – «Гаврского нотариуса» Жоржа Дюамеля, но ему хватило и нескольких страниц, чтобы уловить основную идею. Нуждающаяся семья ждет большое наследство. Вот-вот им на голову должно упасть несметное богатство. Но несбывшаяся надежда медленно уничтожала бедняков. Деньги так и не поступили. Или, может быть, поступили. Он прочитал не слишком много, чтобы это узнать. Но сюжет был поучительный.