Упражнения

– Но мой вопрос остается. Чего ты хочешь?

– Увидеть тебя.

– Где ты взял этот адрес? У Рюдигера?

– Я накопал в интернете.

– Почему ты сначала не написал?

Вспышка гнева помогла Лоуренсу быстро найти ответ.

– Ты никогда не отвечала на мои письма.

– Так вот оно что.

Его тревога, нервозная тошнота – то, что он назвал «мандражом», – внезапно прошла. Ему было нечего терять. И он спросил:

– Что с тобой?

Она заговорила, но «я осмелился ее перебить – и, папа, мне сразу полегчало!». Он спросил:

– Почему ты такая враждебная?

Она отнеслась к его вопросу очень серьезно.

– Я не приглашаю тебя в дом. Я приняла это решение много лет назад. И теперь уже поздно передумывать, понимаешь? Ты считаешь, что я грубая. Нет, я просто твердая. Заруби себе это на носу. – Она медленно проговаривала слова. – Я не хочу тебя видеть.

Он пытался – и не мог – найти слова, чтобы выразить роившиеся у него в голове мысли. Что-то вроде «почему ты не можешь собраться с силами, чтобы одновременно писать книги и видеть меня? У других писателей есть дети». Но он тогда же начал понимать другое: ему не слишком хотелось, чтобы эта согбенная злобная тетка вошла в его жизнь. Ему было не так уж трудно тогда просто развернуться и уйти. Она только облегчала ему эту задачу.

А потом еще больше облегчила. Он отошел от ее дома на несколько шагов, как она его окликнула:

– Ты что, проходишь курс лечения от рака?

Он в недоумении остановился и повернулся к ней:

– Нет!

– Тогда отрасти волосы. – Она зашла в дом, пытаясь захлопнуть за собой дверь, но дверь издала все тот же мягкий воздушный вздох.

Конец рассказа. Жестокого и исчерпывающего. Отец и сын обдумывали услышанное, потягивая пиво.

– И что потом? – спросил Роланд.

Лоуренс медленно шагал к автобусной остановке. Миновал ее и, войдя в деревушку, нашел там гостевой дом, где выпил пива. Один бокал. Потом вернулся к автобусной остановке, сел на лавку и долго ждал свой автобус. Встреча с матерью продолжалась всего три минуты.

Через два дня, когда они снова принялись обсуждать эту встречу, Лоуренс признался, что, сев на лавку автобусной остановки, расплакался. Он «буквально плакал навзрыд», и так продолжалось несколько минут. К его радости, за это время никто не прошел мимо. При всех попытках компенсировать отсутствующую мать – этими письмами, что он ей писал, этим альбомом – он никогда не плакал. Потом он успокоился и сказал себе, что ему же лучше без нее. Было совершенно очевидно, что она ужасный человек и наверняка стала бы ужасной матерью.

На следующий день вечером они сидели в саду за ржавым металлическим столиком, который Роланд намеревался, да все никак не собрался покрасить. В дальнем углу сада стояла давно засохшая яблоня, ее он давно хотел спилить. Но он привык, что она там торчала. На столике между отцом и сыном стояли две бутылки пива и миска с солеными орешками. Лоуренс заметил небрежно, что он, похоже, начинает ее ненавидеть. И Роланд начал было ее защищать – ради Лоуренса. Ему не пойдет на пользу, уверял он сына, если он сейчас затаит в душе обиду, которую раньше не испытывал. «И не забывай: я же и отговаривал тебя от поездки к ней». Но сейчас было совсем не подходящее время выгораживать Алису. Лоуренс едва ли мог получить полное представление о матери, не прочитав ни одной из ее книг, а от этого он отказывался наотрез – теперь, как и раньше. Но лучше ему не открывать их в слишком раннем возрасте. Чем ее пылкое прославление «богатой и живой рациональности» могло импонировать молодому увлеченному математику? Тому, кто неважно разбирался в литературе и истории, кому еще предстояло в первый раз влюбиться, испытать первое в жизни разочарование и у кого, насколько мог судить Роланд, еще не было никакого сексуального опыта. Кто знал жизнь только по «Сидру с Рози»[135], «Старику и море» или что там еще ему уготовила школа. Хотя он в свои шестнадцать лет был гораздо более начитан, чем отец в его возрасте. Книги появились в его жизни своевременно.

Вместо этого Роланд сказал:

– Я вот прочитал, что она теперь затворница, знаменитая отшельница.

– В отстойном доме в отстойной деревне. Не думаю, что она хоть в чем-то преуспела.

– Какие у тебя планы на вечер?

Лоуренс неожиданно оживился:

– Я кое с кем познакомился в поезде.

– Да что ты?

– Вероник. Из Монпелье. Что скажешь об этой рубашке?

– Ты был в ней вчера. Выбери из моих.

Лоуренс встал;

– Спасибо. А ты чем займешься?

– Буду тут.