Упражнения

Он заканчивал «Я узнаю». Как и в случае с другими пьесами, он так часто ее исполнял, что эта мелодия больше не вызвала в нем никаких особых эмоций. Но он помнил возобновленную постановку мюзикла двадцатилетней давности. Режиссер Ричард Эйре решил совместить звучание медных духовых с джазовыми гармониями – чего Мэри не потерпела бы у себя в чайной. На сцене, залитой неоновыми огнями, блистал Иэн Чарльсон, умерший потом от СПИДа. Год войны на Фолклендах. Но кто же с ним смотрел тот спектакль? Это было до Лоуренса. До Алисы. Не Диана, докторша. И не Наоми из книжного магазина. Ему было тридцать четыре, мужчина в расцвете лет. И точно не Мирей. Продолжая играть, он силился вспомнить ее. Она была очень миленькая, но словно испарилась, ушла бесследно, и он теперь не мог припомнить ни ее имени, ни лица. Очень может быть, что он был даже в нее влюблен, но в душе у него зияла пустота, никем не занятое место. Примерно в то время он составил список знакомых, которые умерли от СПИДа. Эта болезнь казалась ужасно дикой, но об этом тогда старались поменьше говорить. Это был позор для живых, все чувствовали свою полную беспомощность в отсутствие лекарств. Но и о Фолклендах мало говорили. Там все тоже ощущали неловкость, но другого рода. Годы легли на старые смерти тяжелым колпаком. Почти все, что случается с тобой в жизни, забывается. Надо было вести дневник. Так заведи его сейчас! Прошлое наполняется пробелами, а настоящее, прикосновения и ароматы, и звуки вот этого момента на кончиках твоих пальцев – «Девушка из Ипанемы»[131] – тоже скоро исчезнут.

В тот день после ужина его сменил другой пианист, и Роланд вернулся домой к восьми. Лоуренс, который после принятой горячей ванны выглядел порозовевшим и посвежевшим и, по его словам, ощущал легкую слабость. Они отправились вместе в старый город, потом по Хай-стрит вышли на вершину холма, к индийскому ресторану «Стандарт». Лоуренс рассказывал о своем путешествии. Париж, Страсбург, Мюнхен, Флоренция, Венеция. Пока что он старался уйти от самой важной темы. Железнодорожный абонемент очень пригодился, европейские города ему понравились, поездка через Альпы была потрясающая, в пути он повстречал школьных друзей. Днем он позвонил слесарю, чтобы тот пришел и починил сломанный кран в ванной. Потом созвонился с Дафной и напросился к ней на чай. Она сказала, что для Лоуренса нашлась скромная вакансия в ее жилищной ассоциации. Временно, на полгода. Джеральд решил поступать в медицинский колледж. Он схитрил, вписав свою фамилию в группу абитуриентов с уровнем знаний А[132], и собирался потом уговорить преподавателей естественных наук взять его на курс. Грета скоро вернется из Таиланда. Нэнси по-прежнему терпеть не может Бирмингем, как сам город, так и свое учебное заведение. Роланд все это и так знал, но слушал, правда вполуха. Сейчас он расслабился, на душе у него было хорошо, и он медленно шагал, ловя рассказ сына и ощущая поднимающиеся от мостовой волны последнего тепла лета. Скоро ему предстояло услышать мюнхенскую историю. И то, что сын вчера пришел пьяным, лишь подтверждало его опасения. А ведь он пытался отговорить Лоуренса от этого дурацкого намерения.

В «Стандарте» было пусто. Менеджмент упрямо сопротивлялся модному тренду на осовременивание меню индийских ресторанов Лондона. Здесь старались придерживаться старого стиля: тисненые обои, горшки с чахлыми паучниками и широкие репродукции огненных закатов в рамках. Заняв свой обычный столик в углу у окна, они заказали по стакану лагера и пшеничных лепешек. Оба молчали, интуитивно ощутив перемену настроения. Не все подробности всплывут сразу же. Им еще предстояло не раз в ближайшие дни возвращаться к этой истории. Роланд был настроен очень серьезно начать вести дневник, и рассказ Лоуренса должен был стать первой записью в нем.

– Ладно, – наконец произнес Роланд. – Давай рассказывай. Я слушаю.

Не успел Лоуренс попасть в город, как у него возникло первое впечатление: «Мюнхен – дерьмо». Их поезд остановился, не доехав до вокзала, и простоял так часа два. Без объявлений, без объяснений. Когда же они наконец встали у платформы, пассажиров держали на перроне еще полчаса, потом в сопровождении полицейских провели к дальнему концу здания вокзала, где им пришлось ждать вместе с тысячами других людей. Лоуренс сносно говорил по-немецки – спасибо школе и бабушке с дедушкой, – так что сразу понял, в чем дело. Искали бомбу, уже третью за месяц, которую, вероятно, заложил кто-то связанный с «Аль-Каидой». Но это вовсе не объясняло, зачем людей надо было держать на перроне. И его злило, почему немцы так покорно ко всему этому отнеслись. Внезапно, и снова без каких-либо объяснений, им позволили покинуть вокзал. Он нашел дешевенький отель и днем, по рекомендации Роланда, посетил музей «Ленбаххаус», чтобы посмотреть там картины «Синего всадника». По его мнению, папа был не прав. Кандинский намного превосходил Габриэлу Мюнтер, был куда более амбициозным и интересным художником, чем она.