Упражнения

Все эти соображения Роланд изложил Лоуренсу в больничном коридоре. Как всегда, не подумав и проявив беспечность: наверняка проходивший мимо врач все слышал. Потребовалось два столетия, чтобы медицинский истеблишмент наконец догадался посмотреть в микроскоп и изучить микроорганизмы, описанные Антоном Левенгуком еще в 1673 году. Они отказывались соблюдать правила гигиены, потому что это казалось им оскорблением профессии, они противились анестезии, потому что боль была Богом данным атрибутом болезни, они отвергали теорию микробного происхождения заболеваний, потому что, мол, Аристотель и Гален думали иначе, и отрицали доказательную медицину, потому что, мол, так во врачебной практике не принято. Они держались за своих пиявок и пробирки, покуда могли. В середине ХХ века они выступали за тотальное удаление гландов у детей, несмотря на массу эмпирических свидетельств против этого. Но в конце концов в профессии всегда наступали перемены. И настанет день, когда они изменят свою точку зрения и признают право разумного человека выбирать смерть вместо страданий от невыносимой, ничем не облегчаемой боли. Но это уже не поможет Дафне.

Выслушав отца, Лоуренс положил ему руку на плечо.

– Папа, они же отвергали и массу дурацких идей. Когда закон изменится, они тоже изменят свое мнение.

Они шли к палате Дафны.

– Конечно, изменят, но будут упрямо стоять на своем до конца.

Сидя рядом с ней день за днем, ухаживая за ней, наблюдая ее ужасающее угасание, ему нужно было на кого-то или на что-то возложить за это вину. И уж совсем кощунственным было его желание, чтобы она поскорее умерла. Он хотел этого так же сильно, как и она.

Потом ему разрешили сидеть с ней и ночи напролет. Когда она умерла, в пять утра, он спал в своем кресле и потом не мог себе этого простить. Проснувшись и увидев, как кто-то накрывает ее лицо простыней, он взволновался. Но сестра-филиппинка была непреклонна:

– Она не проснулась, дорогой. Мы проверили.

И это тоже была их совместная жизнь в те четыре недели, думал он, стоя на мосту, но самое последнее свое мгновение она не прожила вместе с ним. Добрая медсестра не могла же знать все подробности их отношений. Он проспал больше часа. И он так никогда и не узнает, пробудилась ли Дафна и позвала ли его, предчувствуя свой конец, подняла ли руку в надежде дотянуться до него. Ему было невыносимо об этом думать, и потом он никогда не рассказывал об этом детям. Он не сомневался, что Лоуренс смог бы найти для него рациональные и утешительные слова. Но от них ему стало бы только хуже.

Он все еще стоял на мосту в одиночестве. Он повернулся и взглянул на реку выше по течению, потом перевел взгляд на водопады Лингкоув-Бек вдалеке, где они в тот день остановились на перекус. Сейчас ему следовало подумать о том, как они были счастливы, – того требовал ритуал, – но он не спешил. Он до сих пор помнил, что они в тот день ели. Они никогда не заморачивались сложными в приготовлении сэндвичами. Вместо них они острым ножом нарезали ломти хлеба и куски чеддера. Помидоры, маслины, перья зеленого лука, яблоки, орехи и шоколад – вот и весь их походный обед. Именно это лежало сегодня у него в рюкзаке.

Переведя взгляд снова на воду, он заметил человека, появившегося из-за поворота реки. Вероятно, именно его он и видел, стоя на пригорке. Теперь он был в паре сотен ярдов. Нахмурившись, он наблюдал за ним, а затем, подчинившись интуитивной догадке, вынул из бокового кармана рюкзака бинокль. Он поднес бинокль к глазам, сфокусировал изображение и убедился, что это Питер Маунт, с недовольным видом неуверенно шагавший по неровной земле. Он привык ходить по асфальтированным тротуарам. Или по ворсистым коврам. Да, это был он, без пяти минут лорд Маунт собственной персоной, бывший житель старого города в Клэпхеме, прибывший сюда заявить свои права на Дафну – в силу своей извращенной логики: мол, я познакомился с ней раньше тебя. Ему оставалось идти несколько минут. Роланд понимал, что мог бы раз и навсегда покончить с этим спором, предав прах Дафны реке. Но он не мог позволить, чтобы кто-то на него давил и тем более его терроризировал. Он строго следовал ее инструкциям и еще даже не начал размышлять об их совместном счастье. Он убрал бинокль и скрестил руки на груди. Бывший партнер – не муж – его покойной жены и отец его приемных детей приближался к нему по лесной тропинке. Судя по его походке, в этих тяжелых башмаках ему было неудобно пробираться по лесу, перешагивая через многочисленные ручейки, стекавшие с окрестных холмов в Эск. И на том, кто лелеял не праздную мечту стать пэром Англии, с учетом того, что он передал достаточно внушительную сумму своей партии, бейсболка тоже смотрелась неуместно. Может быть, он полагал, что она придавала ему моложавый вид. Но это была тщетная уловка, потому что его лицо, потасканное, как и у Роланда, смахивало на рожу старого ворчуна, вечно пребывающего в раздражении и печали.