Роланд полчаса просидел на берегу, приходя в себя, ощупывая ноги и руки, чтобы выяснить, не сломано ли чего. Ему повезло, если здесь уместно было говорить о везении, что сегодня выдался такой теплый день. Наконец он встал и прошел несколько ярдов вдоль русла реки к более пологому склону, по которому было легче выбраться наверх. Пустая ваза стояла у его рюкзака, который он обшарил в поисках обезболивающих – парацетамола и ибупрофена. Он принял по таблетке, запив их большим количеством воды. Когда он, надевая свитер, поднял руки, тело пронзила боль. Он разложил складную палку для ходьбы и с трудом, громко кряхтя, надел на плечи рюкзак. Минут через двадцать он уже шагал довольно бодро. Идти по тропе было легко, и спуск по пологому склону долины дался ему без усилий. Походные башмаки при ходьбе уютно почавкивали, обезболивающие делали свое дело. Роланда удручало только его поражение. Он старался не думать о нем. Дафну у него отняла смерть, а не Питер. Шагая, он обдумывал всякие варианты мести, и эти мысли помогали ему идти, но он знал, что ничего не станет предпринимать. Вернувшись в коттедж, где не было ни ванны, ни горячего душа, он переоделся, разжег огонь в камине и, усевшись перед ним, стал уплетать принесенную с собой еду – орехи, сыр, яблоко, – после чего лег спать.
На следующее утро у него ушло немало времени на то, чтобы загрузить вещи в машину. За ночь боль во всем теле усилилась. Прежде чем пуститься в путь, он перерыл весь запас медикаментов в рюкзаке, нашел обезболивающие, а также модафинил, чтобы не заснуть за рулем и сосредоточиться на дороге. После таблеток поездка оказалась почти приятной. В память о Дафне он поставил в машине ее диск с лучшими ариями «Волшебной флейты» и слушал, уже не думая о прошлом. Его воодушевляла перспектива ужина с Лоуренсом, Ингрид и Стефани.
Сделав три остановки в пути, он ближе к вечеру припарковался перед домом на Ллойд-сквер. Там его ждал сюрприз. Прихожая была полна воздушных шариков и гомонивших детей. Лоуренс и Ингрид договорились с Нэнси, Гретой и Джеральдом, чтобы те приехали со своими семьями. В кухне, с кружкой чая в руке и со Стефани у него на коленях, он рассказал, что поскользнулся на склоне и упал в реку. Дети недоумевали, как ему, старику, позволили на свой страх и риск одному пуститься в столь безрассудное путешествие. Перед тем как Роланд пошел принять душ, Джеральд, который уже был консультирующим педиатром в больнице, осмотрел его травмы. Недавно он заключил брак с Дэвидом, куратором секции Древней Греции и Рима в Британском музее. Молодого врача ничуть не встревожили ни жуткие синяки и царапины на левой руке и ляжках Роланда, ни героическая ссадина на лбу. Эти раны можно было не зашивать. Но его, впрочем, заинтересовал синяк на груди Роланда. Недавно еще веснушчатый мальчуган, приходивший после школы в гости к Лоуренсу и остававшийся у них на ночевку, теперь приобрел снисходительную властность многоопытного медика. Он порекомендовал сделать рентген. Сломанное ребро могло проткнуть плевру.
Прежде чем сесть со всеми за стол, Роланд принял еще полтаблетки модафинила, чтобы не уснуть во время семейного вечера. За обеденным столом сидели пятнадцать взрослых и два малыша на высоких стульях. Стефани попросилась сесть с ним рядом. Время от времени она брала его за руку и сжимала, выражая ему свое участие. А потом пригнула его голову к своим губам и прошептала на ухо:
–
«Дедушка, я за тебя очень волнуюсь».
Чуть позже Роланд обвел оценивающим взглядом компанию за столом – свою шумливую добродушную семью и нескольких друзей: математик, занимавшийся изменением климата, океанограф, врач, мать-домохозяйка, консультант по жилищным вопросам, социальный работник, юрист семейного права, учительница начальной школы, куратор музея. Возможно, всех их, в духе последних веяний времени, можно было считать никчемными гражданами. Ибо сейчас, в этом уголке мира, всем заправляли Питер Маунт и такие, как он. На какой-то миг он отвлекся и вообразил членов своей семьи людьми с очень старой фотографии, которые все, включая и малышек Шарлотту и Дафну, давно состарились и умерли. А ведь все они, жившие в 2018 году, были знающими и толерантными людьми, чье мнение затерялось в потоке времени, чьи голоса затихали вдалеке, пока от них не оставалось ни звука.