Упражнения

Через два года он бросил тренерскую работу. Судя по его записной книжке, за это время он прочитал, делая выписки, 338 книг. Куда больше, чем он смог бы осилить, учась в университете. От Платона до Макса Вебера через Дэвида Юма – так он описал Дафне свой книжный марафон. Она приготовила ему праздничный ужин, чтобы отметить его «великолепное» эссе о Джоне Локке. Ему запомнился тот вечер. Питер ушел на встречу с одноклассниками, вернулся подшофе и стал обвинять Роланда в том, что тот пытался увести от него Дафну. Что было не совсем враньем.

Теперь у Роланда появилась новая формула описания своих успехов. От Роберта Геррика до Элизабет Бишоп через Джорджа Крабба[53]. От взлета Сунь Ятсена до Берлинского воздушного моста[54]. Время, когда пришлось отложить кроссовки и тренировочный костюм. Он обрел способность читать книгу полтора часа кряду, не отвлекаясь на грезы любви. Зрелость. Он выглядел вполне убедительно, его маска сидела на нем как влитая. Время поработало над ним, сотворив все свои чудеса. Он был готов стать интеллектуалом или по меньшей мере журналистом. Но это оказалось нелегко. Никто о нем не слышал, никто не дал бы ему редакционного задания. Наконец через сына одного из своих учеников-теннисистов он получил заказ: написать рецензию на авангардистскую постановку – кровавую, крикливую, с обнаженкой – для лондонского еженедельника «Таймаут», где печатались краткие обзоры новых спектаклей. Это была крошечная заметка, 120 слов ироничной лицемерной похвалы, после чего посыпались новые заказы. Но уже через два месяца ему наскучило ездить домой в пустых ночных автобусах из Мордена и Пондерс-энда[55]. Он написал короткую статью «Лидер оппозиции» для радикального левацкого еженедельника. После чего получил из ее офиса вежливое письмо с отказом дать ему интервью, которое она лично подписала. В той статье он отозвался о ней скептически, но в заключение заметил, что, если Маргарет Тэтчер станет премьер-министром, каковой факт он начал воспринимать как неизбежность, это могло бы, вероятно, посодействовать усилению роли женщин в обществе. По крайней мере, он наконец произвел впечатление. В следующем номере журнала гневные письма читателей заняли целую полосу. Авторы этих писем были в общем единодушны: она, конечно, женщина, но не монашка.

Он был членом Лейбористской партии с 1970 года. Но постепенно его отношения с политической партией превратились в нелепый союз – благодаря череде непредвиденных случайностей. В июне того же 1979 года он стал встречаться с Мирей Лаво, французской журналистской, жившей в Кэмдене. Ее отец был дипломат, недавно получивший назначение в Берлин. Мирей захотела съездить к нему в гости, посмотреть на новую квартиру, повидаться с мачехой и молодой сводной сестрой и предложила Роланду составить ей компанию. Он колебался. Обычных трещин в их отношениях еще не возникло, да они и были знакомы-то всего два месяца. Ее позабавило, с какой неохотой он отнесся к приглашению.

– Да я же не собираюсь им тебя официально представлять, если тебе это не нравится. И мы там не остановимся – квартирка слишком маленькая. Un p’tit dîner, c’est tout![56] У меня знакомые в Восточном Берлине. Ты же говорил, что хочешь поупражняться в немецком? Oui ou non?[57]

– Ja[58].

Они арендовали велосипеды и два дня катались вдоль Стены, а потом вдоль металлического забора, отделявшего Западный Берлин от остальной Восточной Германии. Молодые западные немцы, жившие в Западном Берлине, были освобождены от воинской службы. И богемная молодежь – все, возомнившие себя поэтами, художниками, писателями, кинорежиссерами, музыкантами и деятелями контркультуры разных мастей, – устремились сюда косяком. Город казался безлюдным, тихой заводью. Вдали от центра высились жилые многоэтажки, где недорого сдавались квартиры с высокими потолками. Американцы, которых тут, мягко говоря, недолюбливали, гарантировали Западному сектору безопасность и свободу перед лицом экспансионистских замыслов Советского Союза. На Стену, так смущавшую многих художников левой ориентации, старались не обращать внимания. После двадцати лет Стена стала незамечаемым фактом жизни. У Мирей, год проучившейся в аспирантуре Свободного университета[59], в городе было много разношерстных знакомых. Она таскала Роланда повсюду. Вечера они проводили в компаниях, где говорили по-французски, по-немецки и по-английски, обсуждали животрепещущие темы, устраивали развлечения – квартирные концерты экспромтом, а иногда даже поэтические чтения.