– К вашим услугам… прекрасная Сарабул! Я полностью к вашим услугам! – ответил ван Миттен.
При этом в уме он непрерывно повторял фразу: «Как же мне растолковать ей, что к чему?»
В это время, отведя богатую драпировку от окна, молодая цыганка весело закричала:
– Посмотрите! Посмотрите! В Скутари большое оживление. Будет очень интересно погулять здесь сегодня.
Все гости виллы подошли взглянуть.
– В самом деле, – сказал хозяин виллы. – Босфор покрыт лодками, и все – украшены флагами. На площадях и улицах полно акробатов и жонглеров. А музыка, – слышите? На набережной – толпа! Уж, наверно, она собралась там не зря, есть на что поглядеть.
– Да, – отозвался Селим, – в городе праздник.
– Очень надеюсь, что это не помешает нашей свадьбе, – заметил Ахмет.
– Нет, конечно, – заверил господин Керабан. – Она состоится во время этого празднества, которое, кажется, дано в честь нашего друга ван Миттена!
– Он будет смеяться надо мной до бесконечности, – пробормотал голландец. – Но это у него в крови! Не стоит сердиться.
– Друзья мои, – оживился Селим, – займемся сейчас самым главным нашим делом! Сегодня последний день…
– Не будем забывать об этом! – подтвердил негоциант.
– Я сейчас пойду к судье Скутари, – продолжал Селим, – чтобы подготовить контракт.
– И мы с вами! – вскочил Ахмет. – Вы знаете, дядя, что ваше присутствие необходимо?
– Почти так же, как и твое! – воскликнул Керабан, подкрепляя свой ответ громким добрым смехом.
– Да, дядя… даже еще более необходимо, если хотите… учитывая, что вы – опекун.
– Итак, – заключил Селим, – через час отправляемся к судье Скутари!
И он вышел из салона в тот момент, когда Ахмет прибавил, обращаясь к девушке:
– Затем, после подписания контракта у судьи, милая Амазия, – посещение имама. Он прочитает нам лучшую молитву… затем…
– Затем… мы поженимся! – воскликнула Неджеб, как если бы речь шла о ней.
– Милый Ахмет! – прошептала невеста.
Тем временем благородная Сарабул вторично подошла к ван Миттену, который, становясь все более и более задумчивым, сидел в другом углу салона.
– Почему бы нам не прогуляться до Босфора в ожидании этой церемонии? – спросила она.
– До Босфора?.. – ответил вопросом на вопрос ван Миттен с тупым видом. – Вы говорите о Босфоре?
– Да, о Босфоре, – вмешался господин Янар. – Можно подумать, что вы не понимаете.
– Нет… нет!.. Я готов, – сказал ван Миттен, ощутив мощную руку своего шурина.
– Да… о Босфоре! Но до этого я желал бы… я хотел бы…
– Вы хотели бы? – повторила Сарабул.
– Я был бы счастлив переговорить… частным образом… с вами… прекрасная Сарабул!
– Переговорить частным образом?
– Пусть так! Тогда я вас оставлю, – сказал Янар.
– Нет… оставайтесь, брат, – остановила его Сарабул, пристально смотря на своего жениха. – Останьтесь! Я предчувствую, что ваше присутствие не будет бесполезным.
– Интересно, как он вывернется, бедняга, – прошептал Керабан на ухо племяннику.
– Это будет трудно! – вздохнул Ахмет.
– Поэтому не будем уходить далеко отсюда, чтобы поддержать ван Миттена, если потребуется.
– Его наверняка растерзают, – пробормотал Бруно.
Господин Керабан, Ахмет, Амазия и Неджеб, Бруно и Низиб направились к двери, оставляя свободным пространство для боя.
– Смелее, ван Миттен! – сказал негоциант, проходя мимо своего друга и пожимая ему руку. – Я не уйду далеко и буду наблюдать за вами из соседней комнаты.
– Решайтесь, хозяин, – добавил Бруно, – или берегитесь Курдистана!
Через минуту благородная курдчанка, ван Миттен и господин Янар остались одни в салоне, и голландец, потирая свой указательный палец, меланхолично прошептал:
– Не знаю, как и начать.
– Что вы хотите сказать нам, господин ван Миттен? – спросила без околичностей Сарабул достаточно сдержанным тоном.
– Да, говорите, – произнес Янар несколько более суровым голосом.
– Не присесть ли нам? – предложил ван Миттен, чувствуя, как у него подгибаются ноги.
– Все, что можно сказать сидя, можно сказать и стоя! – ответила Сарабул. – Мы слушаем вас!
Ван Миттен призвал на помощь все свое мужество и начал следующей путаной фразой:
– Прекрасная Сарабул, будьте уверены, что… с самого начала… и даже вопреки себе… я сожалею…
– Вы сожалеете? – спросила властная женщина. – О чем вы сожалеете?.. Не о вашем ли браке? Но он, в конце концов, является справедливым возмещением…
– О! Возмещение… возмещение! – отважился вполголоса сказать ван Миттен.
– И я тоже сожалею… – с иронией ответила Сарабул, – да, конечно.
– А! Вы сожалеете?
– Я сожалею, что тот дерзкий, кто проник в мою комнату в караван-сарае Рисара, не был ни господином Ахметом…
Она, разумеется, сказала правду, и ее сожаления вполне понятны.
– …ни даже господином Керабаном! – прибавила она. – По крайней мере, я вышла бы замуж за мужчину…
– Хорошо сказано, сестра! – вмешался господин Янар.
– Вместо…
– Еще лучше сказано, сестра!
– Но, позвольте… – вспыхнул ван Миттен, задетый этими замечаниями в свой адрес.
– Кто бы мог подумать, – продолжала Сарабул, – что покушение совершит замороженный голландец!