Пятого дня ветер переменился. Задул с севера порывами, и солнце, выглядывавшее сквозь рваные облака, осветило подплывавшую к берегу тушу мёртвого нарвала, наполовину вмороженного в лёд. Люди дивились, собравшись на берегу, на странное животное — огромное, в три человеческих роста. Кто-то из стариков вспоминал, что видел раньше такую невидаль. Начитанный Мармален лишь пожал плечами и отвернулся от чудища, когда у него вдруг потемнело в глазах. Лассе увидел серебристые треугольные знаки Ордена Теней. Туша нарвала зашевелилась и издала страшный хрип.
Мармален развернулся к нарвалу и протянул к нему обе руки. Властным жестом он заставил лёд растрескаться, а тело мёртвого животного — зашевелиться. Нарвалий зуб, напоминавший копьё, уставился в небо. Рыбаки сгрудились в кучу и закричали, пытаясь древними заклятиями прогнать от берега зло. И тут с неба хлынули серебряные знаки, словно град. Люди закрывались от них руками, падали на гальку, расползались по домам. Староста, стоя на почтительном расстоянии от берега и сжимая зубами старую прокуренную трубку, подозвал к себе мальца, который сел в быструю узкую лодку и, отчаянно гребя веслом, устремился вдоль берега к большому заливу — к пункту.
Старуха, кормившая Мармалена, убежать не могла. Она упала лицом вниз, простирая руки к ногам Лассе, и тот спросил, где её лодка. Старуха указала на узкий челнок, плетёный из плотно сбитых в жгуты водорослей, и весло из плавника. Мармален велел ей принести кожаный бурдюк с водой, положить в лодку сушёной рыбы, и отчалил. Справиться с лёгкой вертлявой «прибрежной» лодкой оказалось нелегко. Речные плоскодонки управлялись и плыли совсем иначе. Но Лассе быстро учился. Старуха оттолкнула его от берега, а староста, подбежав, ударил старуху по лицу.
На это Мармалену было наплевать.
Вернее, наплевать было Эрлу Десмету. Личность Мармалена после выгорания оказалась почти уничтожена. Затаиться в его теле, переждать — вот и всё, что требовалось. И хорошо, что ждать пришлось так недолго! И как кстати, что тот перебежчик-некромант не довёл дело до конца. Разумеется, Светлые не доверяли ему и не дали завершить изгнание духа-подселенца из тела своего товарища. А Десмету и это оказалось на руку.
Десмет ждал знака от повелителя, и дождался. Оставалось только миновать залив и выйти вдоль берега к полуострову, за которым скрывалось поселение Моро. Северный ветер не даст лодке унестись в море, прибивая её постоянно к побережью. А если ветер сменится, то придётся причалить и дальше идти пешком. Но это имело так же мало значения, как и то, что староста сообщил магам об изменении поведения Мармалена. Скоро все они или умрут, или подчинятся воле Великого Мёртвого. А потом всё равно умрут.
***
Поиски Венделы и Гисли затянулись. Ночь отряд шёл по берегу, но, дойдя до слияния Ирха и Сольмейи, был вынужден остановиться.
Почему Вендела не подавала хоть какие-то знаки? Ни сигналов Ордена Отражений, ни следов борьбы, ничего. Насколько далеко унесла их река, тоже непонятно.
Отряд вёл Стини Дайлен. В его распоряжении оказалось шесть ловцов-магов из участка, Вильермо Лета и Пьер Арле. На месте стычки остались начальник Криззен, Томас Франкотт и Джо Вендела с двумя ранеными ловцами. Тюремщики и ловцы из Азельмы частью были убиты, частью — подчинены Тёмными магами. Потери у обеих сторон оказались невелики — в самом начале, когда столичные ловцы принялись стрелять, ранило Эрмоха и Ирмина, а в ответ погибли два азельмца, да одного тюремщика ранили. Потом маги Страха совладали с ловцами, которые, хоть и ждали нападения, да всполошились от исчезновения их предводителя. Лета предположил, что Гисли пользовался подчиняющими чарами для того, чтобы азельмцы слушались его. В конечном счёте они не обязаны были подчиняться дознавателю: не их отдел, не его ведомство, ловцы подчинялись Фибьену. И когда Гисли вместе со своими чарами свалился с обрыва, среди столичных гостей случилось замешательство. Если б они не стали стрелять, обошлось бы и вовсе без жертв — по крайней мере, так считал Криззен. Дайлен — тот с удовольствием пришиб парочку, злясь на то, что Вендела пропала. Не убил бы, так отвёл бы душу, разбив кому-нибудь физиономию.