Боковым зрением Аларик увидел, как задрожало пространство, и он вошел в Междумирье.
– Отец, – обратился он, приближаясь к трону.
Гахерис, очевидно, был недоволен длительной потерей связи, и еще больше он будет недоволен, когда узнает, кем была лахис’ка Ненавара. Аларику не терпелось поскорее покончить с этим, так что он изложил ситуацию с максимальной лаконичностью и быстротой. Глаза Гахериса блеснули, но выражение его лица почти все время оставалось бесстрастным. Единственный раз, когда он проявил что-то похожее на искренний интерес, был, когда Аларик упомянул надвигающуюся Ночь Пожирателя миров.
– Должен сказать, я в некотором…
– Ненаварцы считают, что я лишь представляю интересы настоящего главы Империи Ночи, отец, и они бы поставили под сомнение мое право вести переговоры…
– Стало быть, делу помешала твоя гордость, – обрубил Гахерис. – Быть может, ты не хотел ударить в грязь лицом перед Ткачом Света? Или, может быть, ты боялся, что я не одобрю этот союз?
Аларик молчал. Ему больше нечем было защититься, особенно когда Гахерис говорил в обманчиво мягкой манере, которая почти всегда знаменовала скорое чувство боли. Воздух в Междумирье все больше разрежался, в несуществующих в материальном мире углах потрескивала темная магия, в тени затаились странные силуэты.
– Ты снова позволил девчонке затуманить свой разум, – прорычал регент. – Настолько серьезное открытие… ты ведь прекрасно
– Но разве то, что мне не удалось убить ее, не сыграло нам на руку? – не удержался Аларик от вопроса. – Без нее этот договор с Ненаваром не состоялся бы. Империя Ночи не смогла бы остановить Пустопропасть, когда она достигла бы наших берегов.
Отец долго смотрел на него испытующим, всезнающим взглядом, от которого Аларик почувствовал себя ничтожно, в его груди ширилась пустота от страха, обиды и вины.
– Я сомневаюсь, что ты делал на это ставку, мальчик мой, – усмехнулся Гахерис. – Сначала Доминион Ненавар завлечет тебя, а затем нападет при первых признаках слабости. Это их метод ведения борьбы, и Урдуя Силим овладела им в совершенстве. Как еще, по-твоему, она так долго удерживает власть? У меня нет никаких сомнений в том, что тому же она обучает и свою внучку. Ткач Света никогда не ответит взаимностью на твое странное увлечение ею, а со временем поймет, как использовать его против тебя, если ты не пресечешь это на корню.
– Нет у меня никакого увлечения… – попытался поспорить Аларик, но Гахерис прервал его горьким смехом, который эхом отразился от дрожащих стен Междумирья.
– А что тогда,
Униженный, Аларик опустил взгляд на ноги. Услышав, как кто-то облек в слова то, что он подпустил Таласин слишком близко, он почувствовал себя нестерпимо глупым. И злым.
– Не думай, что я забыл, – продолжил Гахерис, – как несколько месяцев назад, когда она еще была безымянной мелкой крысой в Сардовии, ты предложил оставить ей жизнь. Ты рассказал мне, как тебя заинтересовал барьер света и тени. Но ведь дело
– Ограничилось, – коротко настоял Аларик.
Он ни за что не рассказал бы Гахерису, какие слова слетели с его губ, когда он стоял лицом к лицу с Таласин под разрушенными сводами Оплота. «Пойдем со мной. Мы могли бы изучить его. Вместе». Это было в чистом виде изменой родине.
– Но неужели
Вопрос сработал в качестве отвлечения Гахериса от просчетов сына. Иссушенное лицо бывшего императора исказило знакомое отвращение.
– Я не позволю Светополотну еще сильнее запятнать Врата Теней, – пренебрежительно бросил он. – Можете создавать свои барьеры, чтобы отогнать Пустопропасть, но после я рассчитываю, что ты положишь конец этой части альянса. Светополотно – бич нашего мира. Нашей семьи. Кесатх будет процветать и без него. Это ясно?
Аларик кивнул.
– По возвращении в Кесатх ты будешь наказан за свое нахальство и крайне дрянное разрешение ситуации, – объявил Гахерис. – А сейчас нам необходимо обсудить, что делать с Доминионом Ненавар и сардовийцами.
– Сардовийцами?
И тогда Гахерис, потеряв терпение, ударил костлявым кулаком по подлокотнику трона так внезапно и озлобленно, что Аларику едва хватило самообладания, чтобы не вздрогнуть.