Ураганные войны

У нее не было никакого желания возвращаться в свои покои и проводить, она уже заранее знала, бессонную ночь, мучительно размышляя обо всем в оглушающей и одинокой тишине. Она хотела остаться здесь, с Алариком, позволить ему раздражать ее и не думать о беспорядочном клубке, в который сбилась жизнь, несмотря на то, что сам он был главным узлом. Она хотела поспорить с ним на языке, на котором говорила с детства, свободно использовать обороты речи, понятные только жителям северо-западного Континента. Она хотела осмотреть рану на его бедре, оставленную старым металлическим лезвием, чтобы убедиться, что не началось заражение. Ей хотелось вызвать у него еще один неявный намек на улыбку.

Она хотела, чтобы он больше не злился на нее.

Таласин оглядела властную фигуру на кровати, с растрепанными черными волосами, напряженным подбородком и опущенными плечами, с прищуренными угольными глазами, со всей его уязвленной гордостью и кипящей сдержанностью, с его умением постоянно заглушать весь остальной мир вокруг нее. И подумала: «Я многого хочу».

Невозможного.

Того, что она не могла даже попытаться понять.

– Стесняюсь спросить, что ты до сих пор здесь делаешь? – спросил Аларик как законченный придурок, коим он и был.

На нее снизошло озарение, и она ответила вопросом на вопрос:

– Когда мы отправимся на Белиан?

– Обсудим это завтра в зале совещаний. Уйди.

Она продолжала колебаться, поэтому Аларик добавил раздраженным тоном, будто уже был на грани потери терпения:

– Сейчас же, ваша светлость. Будьте так любезны.

Хотя было неприятно оставлять последнее слово за ним, ей правда стоило отступить. Нельзя было отталкивать его еще сильнее.

Таласин вышла из его покоев с высоко поднятой головой, прикрываясь достоинством, в фальшивости которого ни за что бы не призналась. Она заставила себя не оглядываться, даже когда почувствовала, что его глаза смотрят ей вслед. Она захлопнула дверь его покоев и была уже на полпути в саду орхидей, когда поняла кое-что еще. Что-то, что упустила в пылу их разговора, но теперь это заставило остановиться и прокрутить в голове все, что произошло за последние полчаса.

Аларик Оссинаст назвал ее прекрасной.

Конечно, в этом же предложении он назвал ее дурочкой, но…

Таласин обернулась слишком поздно. Крыло дворца, где жил Аларик, уже было тихим и неподвижным в лунном свете: его покои снова погрузились во тьму.

Глава двадцать пятая

Той ночью Аларику было трудно заснуть. Всякий раз, когда закрывал глаза, он видел Таласин, прыгающую на теневое копье, и видел, как он отворачивает его в считаных миллиметрах от ее сердца. Как копье задело ее предплечье и в его горле застыл крик. Как безмолвным осуждением выступила кровь на ее рукаве.

Боги, он порезал ее, он чуть не убил ее, и его ноги подкосились под ударом ужасающего чувства вины, пока он не сумел взять себя в руки и приблизиться, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, пока все эти так называемые господа таращили на него глаза.

Почему это так его беспокоило? Это вышло случайно. Они с Таласин неизбежно наносили друг другу подобные раны за время своих сражений. Черт, да он из-за нее едва сотрясение мозга не получил в первую же их встречу.

Что-то изменилось. Аларику это не нравилось.

И особенно ему не нравилось то, что всякий раз, когда закрывал глаза, он все еще видел ее, прижатой к шкафу, видел ее длинное и худенькое тело, слишком маленькое для его рук, вспоминал, как она попросила его повторить вопрос с неестественной рассеянностью и придыханием, в то время как карие глаза были распахнуты. Всякий раз он мысленно вздрагивал, внезапно вспоминая, как случайно сказал ей в лицо, что она прекрасна.

На нем определенно сказалась потеря крови, и поэтому он допустил столь серьезную ошибку в оценке. Не говоря уже о том, что ненаварский двор в целом творил невесть что с его восприятием, этот аляповатый мир, где становилось все труднее отделять притворство от реальности. Мир, где неряшливая вспыльчивая рулевая, которая была его заклятым врагом, впорхнула в его комнату в элегантном платье и рассыпалась в извинениях, обещая сотрудничество.

Таласин явно выполняла приказы своей коварной бабки. Казалось, Урдуя дрессировала его Ткачика Света, готовя к роли настоящего политика.

«Его»?

Аларик резко сел в постели, одеяло скользнуло вниз по обнаженному торсу, и из молодого человека вырвалось раздосадованное рычание. Он не знал, как долго просидел во мраке своих покоев, с задернутыми занавесками, защищавшими от сияния семи лун, но в конце концов он вернулся к реальности. Теперь, когда «клетки» с сариманами убрали, границы его магии оттягивал и царапал зов, как когтистые пальцы, в грубом требовании войти. Зов, который он тщетно пытался заглушить.

«Ты – император Ночи, – упрямо твердила часть его внутреннего «я». – Ты не должен ни перед кем отчитываться».

Аларик дрогнул. Он сделал глубокий успокоительный вдох, надев маску ничего не выражающей невозмутимости, после чего открыл Врата Теней. И нырнул в эфир, где его ждал Гахерис.