В его голосе звучала настороженность, будто он уже знал, что у нее на уме.
Заставляя себя не краснеть, Таласин перескочила на первую же нейтральную тему, которая пришла ей в голову:
– Думаешь, нам правда удастся остановить Пустопропасть?
– Да, – ответил он без колебаний. – Ты научилась сплетать щит, и у нас есть несколько месяцев на подготовку. Все будет хорошо. Иначе мы все умрем.
– Как воодушевляюще, – ехидно заметила девушка.
– Стараюсь.
Снова воцарилась тревожная тишина, и Таласин перевернулась на другой бок, вглядываясь в серебристо-черную ночь. Минуты тянулись, и как раз когда девушка почувствовала, что ее настигает сон, Аларик заговорил снова.
– Я помню, что мне было одиноко.
Она замерла.
– Что?
– Когда мы только начали заниматься эфиромантией в королевском дворце, ты спросила меня, что я помню из своего детства. Я отвечаю. Одиночество.
Таласин снова повернула к нему голову, и Аларик встретил взгляд собеседницы печальной полуулыбкой.
– Я у отца единственный ребенок, и он требовал, чтобы я посвящал себя учебе и тренировкам. Я был наследником императора Ночи, и поэтому мои товарищи по сражениям не могли быть настоящими друзьями. Даже Сев-раим понимает, где проходит эта граница. – Он помолчал, взвешивая свои следующие слова. И когда наконец произнес их, они звучали так, словно их извлекли из глубин старой душевной раны: – Моя мать была доброй, но несчастной. Я думаю, что ей было трудно смотреть на меня и видеть то, что связывает ее брак.
Все иллюзии Таласин об избалованном в детстве Аларике улетучивались. Теперь она понимала, почему в тот день на штормовике он с таким неприкрытым презрением отзывался о браке. И, боги, несмотря на все ее сомнения, несмотря на осознание того, какой ужасный поступок она совершила, поцеловав его, Таласин была бессильна перед его уязвимостью: она жадно требовала большего. Она подумала, что, если он сейчас охладеет к ней, она не вынесет.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – услышала она свой вопрос.
Он пожал плечами.
– Просто чтобы было справедливо. Ты доверила мне несколько маленьких тайн своего детства, например, об этом ноже… Мой опыт меркнет по сравнению с твоим, но что есть, то есть. Так что я доверю тебе и свои тайны.
Таласин до глубины души пронзил приступ горько-сладкой боли. Она вспомнила о вечере свободной дуэли, о том, каким одиноким он выглядел, когда сражался с Сураквелом перед всем ненаварским двором. Она попыталась собраться с силами, сосредоточиться на том, чтобы правильно оценить важность своих задач, но свет звезд стал свидетелем одного только признания: словно, преодолевая все годы жизни в пустоши, кто-то повел ее за руку.
– Мне тоже было одиноко. – Девушка побоялась добавить, что это по-прежнему так. – Я была одна на улице. Все ждала, что моя семья вернется, но этого так и не произошло. Я ждала, даже когда присоединилась к сардовийским полкам. Видимо, из подобных чаяний никогда полностью не вырастают.
– Ты помнишь свою мать? – раздался из темноты тоскующий голос.
– Плохо, – ответила Таласин, но тут в ее уши снова ворвалось звучание голоса Ханан. С этим секретом она еще не была готова расстаться, ей казалось неправильным отдавать то немногое, что у нее было. – Я знаю, как она выглядела, благодаря эфирописям и королевским портретам. Когда достаточно напрягаю память, я чувствую запах лесных ягод. В целом на этом и все. Хотя… – Она поспешно моргнула, пока внезапный прилив слез не смочил ей глаза. – В день, когда я впервые ступила на землю Ненавара, у меня было… я не уверена, было ли это видением, воспоминанием или сном наяву, но кто-то сказал мне, что мы снова отыщем друг друга. Может быть, это была она, а может быть, этого никогда не происходило и я все выдумала.
– Это была она, – сказал Аларик с такой нежной решительностью, с такой убежденностью, будто иначе и быть не могло, и в сердце Таласин словно взошло солнце.
Ей хотелось навсегда остаться в этой умиротворяющей ночи. Она хотела продолжать говорить с ним обо всем на свете: об их магии, об их потерях, о звездах, богах и берегах, которые у них были общими…
Но она не могла говорить с ним обо
Если Аларик когда-нибудь узнает, что девятнадцать лет назад ее мать сыграла не последнюю роль в отправке на Континент ненаварских военных кораблей, чтобы помочь тем же эфиромантам, что убили его деда, и если сардовийцы сделают свой ход и он узнает, что Ненавар укрывал их на Оке Бога Бури, – это станет смертельным ударом по зарождающейся между ними близости.
Посмотрите на нее: раскрывается перед императором Ночи, носится за ним, пока ее товарищи из Сардовии вынуждены затаиться в Сигваде. Пока Континент страдает от жестокости Империи.
Разве не это хотело сказать ей Светополотно, когда показало ту сцену из Оплота? Он главный враг. Может быть, он и лишился матери и деда, но
Из-за Кесатха. Из-за него.
«Довольно. – В груди у нее все сжалось. – Хватит».
«Не мечтай о невозможном».