Оставив ее жадно глотать воздух, как и он сам, Аларик снова переключился на ее шею, покусывая и посасывая кожу с такой силой, что едва не оставались синяки, вдыхая янтарно-розовые духи «Кровь дракона» на точке ее пульса. Он бормотал в ее кожу «Тала» снова и снова, вибрации рябью сотрясали ее, словно крошечные землетрясения, и в уголке ее глаза блеснула горько-сладкая слеза, потому что таллиезарин, от которого она получила свое имя, был сорняком в Великой Степи, а «тала» на ненаварском означало «звезда», и Аларик никак не мог этого знать, но она могла представить, что он знает. Таласин обхватила одной ногой его худое бедро, и поцелуи на шее стали лихорадочными, он задрал прозрачную юбку на бедра, и вдруг…
Вдруг его рука оказалась у нее между ног, касаясь ее под нижним бельем.
– Боги всевышние. – Аларик запечатлел на ее губах страстный, обжигающий поцелуй. – Ты взмокла, красавица, – простонал он ей в рот. – Моя маленькая мокрая женушка.
Таласин не смутила влажность, которую он почувствовал, хотя, вероятно, ей следовало бы устыдиться. Но что ее все же
– Если ты когда-нибудь, – она села на него, сдерживая стон дрожащего наслаждения, касаясь собой его тверди, – назовешь меня так еще раз…
– Разве я не сказал как есть?
Его руки обхватили ее за талию, удерживая на месте, и он
– Разве ты не красавица? – Прервал он для этого вопроса поцелуй, после чего заглушил ее протест своими губами. – Разве ты не малышка в моих объятиях? – Словно в подтверждение своих слов, он провел рукой вниз по ее животу, ладонь оказалась чуть ниже пупка, демонстрируя, с какой легкостью он может обхватить ее талию, в то же время касаясь нижней части ее груди. – Разве ты не мокрая? – сипло спросил он, и эта же ладонь скользнула еще ниже, туда, где она до боли нуждалась в прикосновении. – Разве ты не моя женушка? – прошелестел он ей на ухо.
– Тварь.
Она подумывала о том, чтобы ударить его коленом в пах, но каким-то образом ее ноги раздвинулись шире, тем самым дав его блуждающим прикосновениям еще больше свободы. Ее правая рука скользнула ему под рубашку, проводя по рельефной мускулатуре живота.
– Ты считаешь меня красивой только тогда, когда я наряжена и накрашена. Ты сам так сказал.
Аларик содрогнулся от прикосновения. Она почувствовала, как напряглись его плечи, затем опустились, будто он сдается.
– Я солгал, – признался он, и теперь еще одна стена, построенная с таким трудом, оказалась снесена.
Он осыпал короткими поцелуями ее лоб, щеки и кончик носа. Легкие, как перышко, эти прикосновения губами были наполнены нежным благоговением, отчего ее душе хотелось петь.
– Ты всегда красива. Даже когда хочешь развесить мои кишки, как бумажные фонарики.
Он снова поцеловал ее в губы, и она позволила ему это и поцеловала его в ответ, свободной рукой впутавшись в черные волосы, подавшись бедрами к его запястью, ища большего трения.
– Пошевели пальцами, – проворчала она, впиваясь ногтями в кожу его головы.
Он уткнулся в кончик ее носа своим.
– Я знал, что ты будешь командовать, – удовлетворенно вздохнул Аларик, и в темноте Таласин показалось, что он улыбается ей в губы, но она не успела в этом убедиться, ведь он выполнил ее краткие указания и медленно провел кончиками пальцев по шелку, становившемуся все более влажным, накрывавшему ее тело.
Таласин заплакала бы от облегчения, что ее наконец-таки избавили от давления, нараставшего внутри нее, если бы перед этим не застонала. Ободренный этим звуком, Аларик осыпал горячими поцелуями линию ее подбородка, подстраивая ритм своих губ под ритм пальцев, втирающих шелк в ее влажную кожу. Девушка подалась вперед, ближе к нему, она инстинктивно жаждала большей близости, ее голова запрокинулась назад, горло было открыто его жадному рту.
Свидетельство его желания покачивалось у нее на бедре. И желания было
Из глубины его горла вырвался краткий сдавленный звук, как будто предсмертный хрип. Аларик зарылся лицом в подушку рядом с ее головой, тяжело дыша ей в щеку, а его рука скользнула под резинку ее нижнего белья, кончики пальцев тронули ее влагу.