Ураганные войны

На них спустилось неловкое молчание. Глаза Таласин поймали резкое движение его изящной шеи, когда он дернул кадыком.

– Мне было любопытно, как наша магия слилась воедино. Не более того, – наконец сказал Аларик, и каждое слово было произнесено с осторожной стальной точностью, которую Таласин даже не попыталась бы повторить. – Меня волновало исключительно то, что ты где-нибудь умрешь, а я так и не смогу как следует изучить это явление. Но если ты продолжишь настолько усложнять нам обоим жизнь, оно того не стоит. А пока сосредоточимся на одном. – Его рот скривился. – На «политическом союзе».

Напоминание о том, что Таласин собирается выйти замуж за человека, который от всей души презирает ее, вонзилось ножом между ребер. Она не горела желанием, чтобы Аларик принял ее такой, какая она есть, – нет, его принятия она хотела меньше всего на свете. Но за все эти годы ее сердце стало похожим на пустую пещеру, и его слова эхом гуляли по старым холодным галереям: она не стоит внимания, тем, кому Таласин хоть сколько-нибудь небезразлична, слишком сложно с ней. Она – сирота, что слишком часто открывала рот. Солдат, что завел всего одного друга. Ткач Света, что едва освоил базовые техники. Лахис’ка без манер. А теперь невеста, которая никогда не будет любима.

Таласин в очередной раз стала искать спасения в привычной волне ярости, которая всегда охотно принимала ее в свои объятия и никогда не покидала, если дело касалось Аларика.

– Хорошо, – отрезала она. – Тогда запомни одну вещь, когда будешь «сосредотачиваться».

В этот раз она нарушила его личное пространство, пронзив пристальным взглядом. Однажды Империя Ночи падет. Таласин не смогла сказать ему об этом в лицо, лишь безмолвно пообещала, чувствуя, как яд подкатывает к горлу: войне еще не пришел конец, пусть он и не знает.

– Я была Ткачом Света Сардовии, – прорычала Таласин. – Я выстояла против тебя и твоего легиона. А теперь я Алюнсина Ивралис из Доминиона Ненавар, дочь Элагби и наследница королевы драконов. Я та, что взойдет после, и здесь у меня есть власть. В следующий раз, когда будешь грубо обращаться со мной, ты пожалеешь об этом. Ты меня понял?

Пальцы Аларика дернулись, но после медленно сжались обратно в кулак. Он смотрел на Таласин так, словно она была диким зверем, но одновременно с этим шифром, который он пытался разгадать. Семь лун сияли над ними, и затянувшаяся тишина постепенно возвращала в сознание девушки журчание воды и пьянящий аромат орхидей.

Наконец он сдержанно кивнул ей.

– Понял. – Это слово должно было прозвучать как капитуляция, но создалось впечатление, что это лишь тактическое отступление. – Тогда до утра, ваша светлость.

Таласин не дала ему возможности уйти первым. Она развернулась на каблуках и зашагала в свои покои, кипя от злости, борясь с желанием повернуть голову, даже когда почувствовала на спине пристальный взгляд Аларика.

До чего же много нужно, чтобы обрести внутренний покой.

Глава восемнадцатая

Все последующие дни закружили Аларика в вихре сделок, компромиссов и уступок, перемежавшихся тупиками и угрозами, и все скрывалось за маской непоколебимой вежливости. Королева Урдуя предпочитала играть роль наблюдателя, пока советники торговались от ее имени, но Аларик не мог позволить себе такой роскоши. Все уроки, что дали ему отец и наставники в детстве, уроки дипломатии, управления и экономики, – все подверглось испытанию.

У Таласин была привычка всякий раз оживлять эти встречи колкими замечаниями, тоном, пронизанным подозрением и презрением, и переговорщики со стороны Ненавара изо всех сил старались сгладить ее мелкие нарушения порядка переговоров. Каждое утро она появлялась в новом потрясающем платье и головном уборе, макияж напоминал изысканную картину, но мысли Аларика продолжали возвращаться к той ночи в саду, когда она была в халате и бриджах и он смог разглядеть россыпь веснушек на носу и щеках. Когда темные глаза ее вспыхнули, как зажженные спички, стоило ей спустить его с небес на землю замечаниями. В ту ночь что-то сжалось у него в груди при виде прежней Таласин, которую он помнил, только на этот раз они повстречались не на поле боя, а среди цветущих орхидей под звездным небом аметистового оттенка.

Сидя в другом конце зала заседаний, он старался не смотреть на нее, потому что каждый раз, как он это делал, его настигал призрачный отголосок ощущений: изгиб ее тонкой талии, спина под его голыми руками, жар кожи, добравшийся до него сквозь тонкую ткань, которая смялась под давлением его пальцев. До этой ночи он уже много лет не прикасался к другому человеку без своих кожаных латных перчаток. Его отец всегда настаивал на том, что доспехи определяют потенциал воина: лишь закрывшись от ненужных внешних раздражителей, он мог наиболее эффективно подчинять своей воле теневую магию.

Но всего лишь одно прикосновение обнаженной кожей пробудило давно забытый голод. Теперь казалось, что руки Аларика горели от желания, хотя они снова были надежно обтянуты черной материей.