Уранотипия

Войско вошло в жару, как в реку. Федор крутил головой, пейзаж был удивителен, даже избы тут были другие. Другим было и небо — днем раскаленным, как сковорода, а ночью усыпанным звездами, как яблоками. Звезды были крупнее, а созвездия крутились чуть по-другому — набекрень.

Но сейчас он увидел в черной выси, среди россыпи огней, Голубя и Ворона. Голубь отворачивался от него, а Ворон подмигивал ему белой звездой — дескать, свидимся.

Наконец армия встретилась с врагом, и начался бой.

Федор состоял при пушках, к которым пробились шведы. Двух бомбардиров убили сразу, офицер лежал с разрубленной головой и, оставшись один, Федор начал отбиваться от пикинеров банником.

Рядом трещали фузеи, белый дым облаками стелился по полю, оттого Федору казалось, что они дерутся в раю.

Вдруг что-то вспыхнуло у него в голове, и Федор увидел Жар-птицу.  У нее была красивая женская голова, но лица ее он не разобрал, потому что свет от птицы был слишком ярким.

Светящееся существо на мгновение обняло его, потом оттолкнуло прочь, и Федор упал на землю, не чувствуя боли.

«Пресвятая Богородица! — подумал он. — Что это со мной?» Федор лежал на спине и закрыл глаза от страшного жара. Когда он вновь открыл глаза, чтобы понять, где враги и есть ли рядом свои, то никого не увидел, даже приподняться у него не получилось.

Повернуть голову Федору тоже не удалось. Он так и лежал с банником в руках и смотрел в небо.

В этот момент он услышал странную, чарующую песню, о которой его предупреждал старый монах. Песня была бесконечной и радостной, и Федору показалось, что он взлетает.

Это ему не понравилось.

— Кыш, — сказал он птице в вышине.

И пение прекратилось.

Больше не было ничего — ни птиц, ни войны, только тишина и небо. Оно оказалось ярко-голубым, и по нему бежали белые пятна — то ли клубы порохового дыма, то ли облака. Звука выстрелов он не слышал. «Как хорошо, — подумал Федор, — торжественно, как в церкви. Как хорошо, что теперь оно не отражает моего лица, такого глупого и безобразного». Он чувствовал счастье, будто в детстве, когда никуда не надо было бежать. «Нет ничего, кроме этого огромного неба, да и не надо», — решил он, когда облака унесло ветром.

В небе должен был быть Бог, но вдруг оказалось, что там был только он сам. Небесный Федор смотрел на земного, как на нашкодившего ученика. Это было досадно, и Федор подумал, что очень печально вместо чего-то возвышенного видеть свое лицо, да еще и в пороховой копоти.

Кажется, он заснул, а когда снова открыл глаза, то оказалось, что к нему подъехал какой-то высокий неприятный человек на лошади. Рядом с ним, тоже на лошадях, были и другие люди, они беззвучно говорили что-то, а Федор смотрел на них краем глаза, как на куриц на монастырском дворе.

Всадники остановились. Государь всматривался в тело.

— Он спас пушки, — сказал кто-то рядом с Государем. — Сей минут заклепали бы.

— Э, да он жив, — всмотревшись в натюрморт, произнес толстяк из свиты в съехавшем набок парике.

— Экий молодец, — ответил толстяку Государь. — Такие люди мне нужны. Пригляди за ним.

Кто-то стал распоряжаться, на Федора упала тень. Это подошли другие люди и лишили его высокого южного неба.

Он долго лежал в лазарете, наполненном вонью и стонами. Федор выжил, хотя о наказе Государя не сразу вспомнили. Никто о нем не заботился, два дня он мочился под себя и лежал в нечистотах. Но потом за ним пришли и отделили его от остальных раненых. Одно хорошо, что ему не отняли руку.

Через неделю он увидел перед собой толстого человека в парике. Теперь парик сидел правильно.

Толстяк спросил Федора, знает ли он грамоту. Федор отвечал, что умеет читать Псалтырь и писал требы. Также он знает имена птиц и созвездий.

Тогда его спросили, хочет ли он быть прапорщиком.

Федор помотал головой и сказал, что его интересуют только небо и птицы.

— Дурак, — сказал ему толстяк. — Кто высоко задирает голову, тот прощается с кошельком. Верь мне, я в прошлой жизни торговал пирогами на базаре и видел, как плачут те, у кого украли деньги, вырученные за корову. Но уж что с тобой поделать. И — да, негоже тебе быть без фамилии.

Он всмотрелся в щуплое тело солдата и задумался ненадолго. А прекратив думу, сказал:

— Ишь, щуплый какой. Прямо телок в голодный год. Феденька-теленок, худой поросенок, ножки трясутся, кишки волокутся — почем кишки? — По три денежки! — На мгновение толстяк превратился в мальчика, который вечно голоден, но боится откусить от тех пирожков, что продают на базаре. Он, кажется, даже облизнулся и подытожил: — Будешь теперь Быков.

Так или иначе, Федор Быков начал учиться в Навигацкой школе и подружился там с одним калмыком. Калмыка послали вместе с барином в Европу, да вышло так, что барин вернулся неучем, а калмык узнал все науки за своего господина.

Калмык рассказывал, что посреди его степей, рядом с Волгой, живут причудливые птицы — хитрый пеликан, которому не жалко своего мяса для детей, и орел с белым хвостом. Но промеж них есть там и ездовая птица Гаруда. А уж просветленнее ее не найти.