Уранотипия

Вместо него появилось сморщенное, как печеное яблоко, лицо няни, и послышался ее голос:

— А мы ему: батюшка Покров, натопи нашу хату без дров! А батюшка Покров не натопит хату без дров. Будет на него ветер с севера, с востока — быть зиме суровой, дует с юга — на снега, на теплую зиму; переменный — и ей быть переменной.

Потом все смешалось, и человек в монашеской одежде снова забылся сном.

Поутру он видел, как бурлил Иордан, потому что что-то сместилось от трясения земли и воды потекли чуть иначе.

Монах шел и шел, солнце вставало слева и рушилось по правую сторону, и в голове бродило странное воспоминание из чужой жизни о том, что временем можно управлять, если двигаться посолонь или в другую сторону.

Однажды на этом пути он вошел в лес. На жаре испарялась смола, и он на мгновение почувствовал себя в русской бане.

Что-то упиралось ему в бок, пока он спал, и только утром он посмотрел, что это. С удивлением новоявленный монах обнаружил, что из земли торчит слоновий бивень. Рядом, скрытый толстым слоем упавших иголок, оказался второй. Много лет назад здесь умер слон. Монах недолго гадал, откуда он взялся, потому что выдумать ничего не мог. Возможно, этого слона вели на продажу или в дар. А может, у него была какая-то тайна, которой он никогда не узнает.

Наконец он пришел к городу, Городу Городов, и тут силы оставили его.

Его нашли другие паломники и, ориентируясь на покрой его платья, принесли в монастырь Восточной веры. Так и было — самозванец был найден в окрестностях монастыря, и когда его внесли за ограду, для него началась новая жизнь.

Его спросили имя, и он отвечал — Сергий.

Это было правдой.

В монастыре о нем пошла добрая слава. Его любили птицы, время подчинялось ему, так же пришелец легко предсказывал, какой ветер будет дуть вечером, а какой — завтра.

Он прожил в монастыре много лет, понемногу сокращая свои путешествия в Город и замыкаясь в своей келье, как в скорлупе яйца.

Когда зрение стало оставлять его, он не испугался. В темноте к нему являлись яркие видения — одни из прошлого, а другие из будущего. Он видел странные процессии, шедшие по бывшей столице в знак перемены времени. Он видел странных птиц в далеком небе, а также карты неизвестных городов.

И наконец к нему пришел образ Небесного Града, о котором он позволил себе сообщить настоятелю. Тот отправил бумагу специальному человеку в Константинополе, а затем она уплыла на корабле в Одессу. И вот его видение превратилось в трех путешественников, явившихся в его темноту.

Теперь он вспоминал птиц и зверей.

Те, кто пришли к нему, вероятно, не были людьми. По крайней мере, он не был в этом уверен. Они имели человеческий облик, но были в послании, а не в собственной воле. Теперь ему и вовсе казалось, что он составляет с ними одно существо. Лев, бык, орел и он — их человек, самый несовершенный из них оттого, что прожил слишком много жизней. Они были перед ним как львенок, телок и орленок, со своими изобретениями и надеждами, метаниями, а также требованием устава и справедливости.

Они были одним существом, предсказанным пророком Иезекиилем, стражами четырех углов Господнего Трона и четырех пределов рая.

Тетраморфом называли и четырех евангелистов, и в образе льва представал Марк, тельцом был Лука, Иоанн — орлом, а Матфей исполнял роль ангела. Но старик понимал, что все они не претендуют на роль херувимов или евангелистов. Иезекииль говорил, что у каждого из этих существ по четыре лица, а ноги их сверкают как блестящая медь. Но явившиеся к старику были обычными людьми. Сапоги их не сверкали, а были покрыты пылью. Они обросли бородами, и пыль пряталась и там.

Иоанн считал, что у них должно быть по шести крыл, и еще они «исполнены очей», и старик усмехнулся где-то внутри себя: очки и линзы имелись у гостей в избытке, были у них также бинокли и специальные приборы, как у всяких картографов. Усмешка возникла и исчезла где-то там под кожей, потому что лицо монаха отвыкло от любых гримас.

Но главное, что сказал Иоанн, — это те слова, которые должны сказать все части тетраморфа, возможно, друг другу: «Иди и смотри».

Эти трое должны идти на рассвете прочь из Старого города, подняться на Масличную гору и смотреть.

И он, старик, будет с ними, потому что части тетраморфа нераздельны и не зависят от расстояния.

Он увидит то, что видят они, и тогда жизнь его будет исполнена, а смерти вовсе нет.

Что ему смерть, когда он столько лет пролежал в темноте. Лучше этих молодых людей с их войнами, мундирами, саблями и пистолетами он знает, что никакая смерть не прерывает смысл, если он есть в жизни.

Убивают какого-нибудь мудреца, и вот уже другой продолжает его книгу, мать бледнеет, но младенец ее растет и крепнет, разевает рот мореход, исчезая в бушующем море, но корабль плывет.