Уранотипия

Дело не только в том, что Толстому Норов и прочие очевидцы выказывали претензии в неточностях движения войск, они говорили о совершенно другом поведении исторических персонажей, о других мотивировках слов, речей, поведения и принятии решений. И при всех поправках на оскорбленную гордость, это довольно ценные замечания. Из этого не следует, что книга Толстого не является национальным сокровищем. Из этого следует то, что это сокровище имеет сложную структуру и им нужно уметь пользоваться. Для какого-то читателя это роман не о войне 1812 года, а о месте человека в истории и прихотливости человеческой гордости и предубеждений. Но для миллионов читателей это текст, из которого выводится история русского похода и (опционально) загадочной славянской души, о чем нам так весело рассказал американский режиссер Вуди Аллен. Это проблема старая, об нее спотыкались не только обидевшийся Норов, но и русские формалисты. И, хоть убейся о памятники на Бородинском поле, неодолимая сила этого романа в том, что он замещает историю Отечественной войны — и ничего теперь с этим нельзя поделать.

Норова похоронили в Сергиевой Приморской пустыни в Санкт-Петербурге.

Жена пережила его на два года, а все дети их умерли во младенчестве.

 

 

ОСИП-ЮЛИАН ИВАНОВИЧ СЕНКОВСКИЙ

(9 марта 1800 — 4 марта 1858)

 

Коль ты к Смирдину войдешь,

Ничего там не найдешь,

Ничего ты там не купишь,

Лишь Сенковского толкнешь

Иль в Булгарина наступишь.

 

                                             Пушкин в 1836 году

 

Большая часть современных читателей помнит об Осипе Сенковском, писавшем одно время под псевдонимом «Барон Брамбеус», только цитату из гоголевского «Ревизора»:

«Хлестаков. ...У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем Барона Брамбеуса... все это я написал.

Анна Андреевна. Скажите, так это вы были Брамбеус?

Хлестаков. Как же, я им всем поправляю статьи. Мне Смирдин дает за это сорок тысяч».

Издатель «Библиотеки для чтения» платил ее редактору 15000 рублей в год, да не в этом дело. Популярность Сенковского в первой половине XIX века была ни с чем не сравнима.

Некрасов в отрывке «Карета. Предсмертные записки дурака» (1841) писал: «Есть люди, которые завидуют Наполеону и Суворову, Шекспиру и Брамбеусу, Крезу и Синебрюхову²; есть другие, которые завидуют Палемону и Бавкиде, Петрарку и Лауре, Петру и Ивану, Станиславу и Анне; есть третьи, которые завидуют Манфреду и Фаусту; четвертые… одним словом, все мы чему-нибудь завидуем».

Осип Сенковский происходил из старинной шляхетской семьи Сарбевских. Получив домашнее образование, он поступил в Виленский университет и еще студентом отправился в Стамбул для практики в восточных языках. Уже тогда он проявил свой литературный дар — как в переводах (Лукмана и Хафиза), так в университетском «Товариществе шалунов». Репутация Сенковского как специалиста по Востоку была такова, что виленские ученые собрали денег на его путешествие по Турции, Сирии и Египту (1819 — 1821). Оттуда он привез множество диковин (в основном рукописей), но к моменту возвращения решил переехать в столицу Империи, так что рукописи попали не в Вильну, а в Петербург. По некоторым данным, он чуть было не перевез туда же Дендерский зодиак, но обстоятельства и война помешали этому.

В Петербурге служил переводчиком в Иностранной коллегии, а в 1822 — 1847 годах — профессором в Петербургском университете, не переставая заниматься переводами.

В знаменитый тыняновский роман «Смерть Вазир-Мухтара» Сенковский попадает с чуть измененной фамилией — Сеньковский. «Высокий молодой человек был известный профессор и журналист Сеньковский. Он обычно водил на лекции пса. Это было его вызовом и презрительным вольнодумством, похожим на старческое чудачество. Тайный советник был молодой духом немец, молодой профессор был старый, как Польша, поляк. Поэтому молодой девяностолетний немец начал до Грибоедова доказывать древнему безбородому поляку, что пес будет мешать на экзамене.

— Он воспитанный и этого никогда себе не позволит, — сухо ответил Аделунгу Сеньковский.

С ученой старомодной грацией академик привел пример того, как растерзали псы подглядывавшего за Дианой Актеона.

— Зато Пирра выкормила сука, — сказал профессор сурово, держа за цепь пса, — а купающейся Дианы мы на экзаменах, увы, не увидим.

Академик не сдавался и нашел какую-то связь между храмом Дианы Эфесской и школой восточной мудрости.

Но профессор возразил, что школа из всех семи чудес света скорее напоминает висячие сады Семирамиды по шаткости своего положения.

Академик вздумал обидеться и буркнул что-то официальное про Северную Семирамиду, поощрявшую, однако же, в свое царствование науки. Положение школы, управляемой им, весьма надежно, особенно имея в виду политические интересы.

Тут профессор, вместо того чтобы тоже принять официальный вид, прекратить спор и сдать пса сторожу, поднял оскорбительный крик о Семирамиде и упомянул что-то об ее конях».