Урановый рудник

Петров деловито передернул затвор и начал поднимать руку с пистолетом.

— Погодите, — тоже поднимаясь во весь рост, сказал ему Холмогоров. — По-моему, уже все.

Петров прислушался, стоя с поднятым кверху пистолетом, и кивнул. Вокруг было тихо, даже собаки не лаяли, испуганно притихнув. Потом на опушке затрещали кусты и мелькнул луч карманного фонарика.

— Эй! — громко окликнул их издали Завальнюк. — Сюда давайте!

— Ну, сейчас начнется, — буркнул себе под нос Петров, вложил пистолет в кобуру и первым зашагал на свет фонаря, по дороге яростно отбиваясь от комаров.

Участковый не ошибся. Как только они приблизились к подполковнику, тот первым делом накинулся на Петрова чуть ли не с кулаками.

— Петров, скотина криворукая! — яростно прошипел он. — Ментяра ты бестолковый, мусор тротуарный, что ты натворил?!

— А что такое? — изумился Петров.

В темноте Алексей Андреевич не видел его лица, но, услышав, каким тоном была произнесена эта реплика, преисполнился твердой уверенности в том, что Петров не хуже Завальнюка умеет делать большие глаза. Оставалось только предположить, что это сугубо профессиональный навык, которому будущих офицеров силовых структур обучают на специальных засекреченных семинарах.

— Ты мне глазки не строй! — подтверждая догадку Холмогорова, зарычал на Петрова подполковник. — Тоже мне, волк в овечьей шкуре! Ты что наделал, я тебя спрашиваю?

— А чего я такого наделал? — продолжал недоумевать Петров. — Только не говорите, что я вас задел, я в воздух стрелял, вот и Алексей Андреевич подтвердит, это вы сами, поди, оцарапались, а теперь на меня валите, как будто я вам козел отпущения какой-то…

— Козел, — вздохнул Завальнюк, — уж что козел, то козел! На, смотри!

Он повел лучом фонарика по сырой спутанной траве и кустам, кажущимся при таком освещении небывало косматыми и загадочными. Потом луч остановился, упершись в повисшее на прогнувшихся под его тяжестью переломанных ветвях кустарника тело. Человек лежал на этой ненадежной опоре лицом вниз, бессильно свесив голову и руки, которые почти по локоть торчали из просторных рукавов пятнистого маскировочного комбинезона, и по его позе Холмогоров сразу определил, что он уже ничего не скажет: живые так не лежат, а мертвые не разговаривают.

— Любуйся на свою работу, — свирепо предложил подполковник. — Готов! Можно даже пульс не искать, и так все видно.

— Виноват, — голосом, в котором не было даже намека на раскаянье, пробубнил Петров. — Это, наверное, случайно, — добавил он, шмыгнув носом.

— В воздух он стрелял, — проворчал Завальнюк. — Случайно… Одна в легком, одна в позвоночнике и еще одну ты ему прямо в затылок залепил, в самую середку. Так-то, товарищ экс-чемпион Российской Федерации! Ну, что с тобой за это сделать?

— Виноват, — шмыгнув носом, повторил Петров. — Само как-то вышло, я не хотел…

— Простите, — вмешался терзаемый любопытством Холмогоров. — Чемпион России, вы сказали? Это в каком же виде спорта, если не секрет?

— Секрет, — невежливо буркнул Завальнюк и раздраженно добавил: — В каком, в каком… Вы что, сами не видите? Кто бы это еще ухитрился ночью, навскидку, по движущейся мишени, да еще на предельной дистанции, выбить тридцать очков из тридцати возможных? Ведь все три ранения смертельны, пропади они пропадом! Две последние пули этот умелец влепил уже в покойника. Сволочь ты, Петров, — заключил он. — Возьми фонарик, посвети, осмотреться надо!

Петров с преувеличенной готовностью схватил фонарик и, услужливо склонившись над присевшим на корточки Завальнюком, осветил труп. Он всеми доступными ему способами демонстрировал самое искреннее раскаянье и готовность услужить, что было очевидным притворством. Холмогоров косился на него с невольным уважением и только диву давался, на какие неожиданные выверты способна человеческая натура. Перед Алексеем Андреевичем был совершенно другой человек — не пустое место, каким Петров выглядел до сих пор, а умелый и отважный боец, в одночасье пробудившийся от сна.

Впрочем, заметив на поясе у покойника солдатскую флягу в зеленом полотняном чехле, умелый и отважный боец повел себя вполне предсказуемо: вороватым движением отстегнул ее от ремня, в два счета отвинтил колпачок и жадно понюхал горлышко.

— Вода, — сказал он разочарованно и уронил флягу себе под ноги. Стало слышно, как ее содержимое, булькая, вытекает в траву.

— А ты думал, водка? — насмешливо спросил снизу Завальнюк. — Давай, ночной снайпер, свети, не видно же ни хрена!

Вздохнув, Петров снова направил луч фонарика на труп. Завальнюк перевернул убитого на спину.

— Да, — сказал он, — такому сто граммов для храбрости ни к чему.