Урановый рудник

— Бесполезно, — после короткого раздумья отмахнулся от этой идеи Завальнюк. — Если они за нами следят, то сразу поймут, что кто-то остался в засаде. А если не следят… Что ж теперь, поселиться в этих кустах? Оружие забираем, и айда в расположение части.

Петров молча пожевал губами, явно подавляя острое желание возразить высокому начальству. Холмогорову логика подполковника также показалась странной, но это его ничуть не удивило: он уже понял, что в данном деле подполковник Завальнюк себе на уме.

Глава 14

Кончар стоял у окна, скрестив на могучей груди толстые, как окорока, руки, глядел вниз на шевелившуюся невдалеке от ямы небольшую толпу и молчал, давая утихнуть клокотавшему в груди гневу. Взгляд его то и дело отрывался от людей внизу и останавливался на пулемете. Пулемет стоял в углу кабинета, растопырив вороненые сошки и выставив комариный хоботок ствола. В прикрепленной к казеннику тусклой стальной коробке, невидимая снаружи, свернулась, как спящая змея, туго набитая патронами лента. Патронов хватило бы на всех, кто собрался внизу, а для остальных имелась запасная лента, и не одна; порой, вот как сейчас, Кончару начинало казаться, что это наилучший выход.

Он отвернулся от окна, подошел, скрипнув начищенными до зеркального блеска сапогами, к столу и раздавил окурок в оловянной пепельнице. Только после того, как погасла последняя тлеющая крупинка табака, человек-медведь поднял хмурый взгляд на Савела, который все еще стоял у двери, безмолвный, неподвижный и бледный, как гипсовая статуя. Савелу было от чего бледнеть: нрав Кончара он изучил досконально и доподлинно знал, что ночное происшествие кому-то дорого обойдется; кому именно и насколько дорого, неизвестно, но что даром оно не пройдет — это факт.

— Так, — веско произнес Кончар и положил ладонь на крышку висевшей на животе кобуры. Савел не вздрогнул, но зрачки у него расширились во всю радужку, так что глаза мигом превратились из серых в черные. Однако Кончар и не думал доставать ствол, просто кобура была удобной опорой для руки. — Так, — повторил Кончар и побарабанил пальцами по кобуре, — давай этого урода сюда.

Осознав, что крайним на этот раз выбран не он, Савел заметно расслабился и даже шагнул было не к двери, а вперед, к окну, чтобы, высунувшись из него, позвать упомянутого урода прямо отсюда, из кабинета, и не бить попусту ноги, бегая вверх-вниз по лестнице. Но Кончар стоял у него на пути, как скала, даже не думая уступать дорогу. Смотрел он не то чтобы мимо своего ближайшего помощника, но как бы сквозь него. Глаза у него напоминали два огромных камня. Савелу ничего не стоило обойти Кончара, но он решил не рисковать: оттого, что лишний раз перед хозяином прогнешься, спина не переломится, а вот если что не так, он ведь запросто может хребет перешибить — в самом что ни на есть прямом, буквальном смысле этого выражения…

Поэтому он, не отваживаясь повернуться к Кончару спиной, задом, по-рачьи, попятился к двери и открыл ее спиной. Когда он уже почти вывалился в коридор, Кончар вдруг сказал неожиданно ровным голосом, словно обсуждая с Савелом некую хозяйственную мелочь:

— Нельзя на такие дела покойников посылать, Савел.

Савел остановился на пороге, лихорадочно взвешивая «за» и «против»: открывать пасть или не открывать, а если откроешь, что говорить?

Промолчать было бы попросту невежливо — вроде пропустил хозяйское замечание мимо ушей, по принципу: собака лает — ветер носит. Ну а что тут скажешь? Нельзя-то, конечно, нельзя, да только…

— Ты ведь сам не велел молодых в поселок отправлять, — все-таки сказал он то, что думал. — Даже охотиться в той стороне им запретил.

— Знаю, — тяжело, будто булыжник уронил, откликнулся Кончар. — Ступай, Савел, не тяни резину.

Резво перебирая ногами по крошащимся от старости бетонным ступенькам лестницы, Савел вдруг сообразил, что имел в виду хозяин. Покойников на такие дела посылать нельзя? Тут он кругом прав. Прирезать кого втихую или слямзить, что плохо лежит, — это да, на это они мастера, да и то… И возраст у них уже не тот, и здоровьишко после штольни оставляет желать лучшего. Многие, шестого десятка не разменяв, уже по второму разу в земельку легли, да и остальным, поди, недолго осталось. Так что вояки из них действительно как из дерьма пуля.

И что молодым в поселок ходить запрещено, тоже правильно. Чем позже они, волчата, узнают, как мир устроен, тем лучше. Покойники или, скажем, такие, как Савел, — это одно, им из лагеря дороги нету. Вот ведь как странно получается: раньше ее, дороги, не было, потому что их тут насильно держали — кого приказ да присяга, а кого автоматчики с собаками да колючка под высоким напряжением. А теперь вроде и ворота нараспашку, и не держит никто особенно, а идти все равно некуда. Да и незачем, если разобраться…