Дверь открылась, но вместо человека с бритвенными принадлежностями, коего дожидался батюшка, на пороге появился сам Кончар. Согнувшись чуть не вдвое в низком дверном проеме, он вошел в камеру и выпрямился во весь свой гигантский рост, почти касаясь головой корявого бетонного потолка.
— Здорово, борода! — приветствовал он отца Михаила таким дружеским тоном, словно они были старинными приятелями. — Ну, как ты тут? Вижу, вижу, идешь на поправку. Я слыхал, ты бритву просишь? С чего бы это, а? Может, нашу веру решил принять?
— Ишь, разбежался, — проворчал отец Михаил, поскольку утвердительному ответу Кончар бы все равно не поверил. — Веру… Ты ее еще религией назови!
— Опять ты за свое, — добродушно проговорил Кончар, оседлывая табурет и вынимая из кармана сигареты. — Я к тебе как к человеку пришел, потому что мне твою просьбу передали, а ты, долгополый, опять мозги мне клюешь!
— А я тебя не звал, — огрызнулся батюшка. — Мне бритва нужна, а не ты, идол языческий.
Кончар легко пропустил оскорбление мимо ушей — возможно, потому, что считал его вовсе не оскорблением, а чем-то вроде официального титула или, на худой конец, научного определения своего статуса в здешнем обществе.
— Бритву устроить можно, — сказал он. — Только сначала ты мне скажешь, для чего она тебе понадобилась.
— Фокусы показывать! — язвительно произнес отец Михаил. — Кипятильник из нее сделать! Ну что за дурацкий вопрос — для чего бритва? Бриться!
— Бриться, — повторил Кончар с некоторым сомнением. — Это хорошо, что бриться. А то мало ли… Может, ты себе вены решил вскрыть.
— Вот уж не дождешься!
— А может, и не себе, — спокойно продолжал Кончар. — Только это у тебя не получится, даже не мечтай. В руках умелого человека бритва, конечно, тоже оружие, но, чтобы им воспользоваться, нужен как минимум фактор внезапности. А этого фактора у тебя не будет, не надейся.
— Дурак ты, — сказал батюшка, — ей-богу, дурак! Что ты все какие-то страсти выдумываешь? По привычке, что ли? Фактор внезапности… Я ж не один из твоих душегубов, чтоб живых людей бритвой полосовать! Да и какой из меня сейчас вояка? Жив остался, и на том спасибо Господу Богу. Куда мне, калеке, в драку лезть? Даже смерти геройской не получится, один только срам — дадут по шее и обратно в кровать уложат, вот и весь мой крестовый поход…
— Не очень-то ты на калеку похож, — с сомнением проговорил Кончар, заставив батюшку слегка похолодеть. — Надо бы на раны твои взглянуть, есть у меня подозрение, что ты, братец, в симулянты метишь… Но это успеется, недосуг мне сейчас. Да и ни к чему, наверное. Так, говоришь, побриться решил? С чего бы это? Ведь у вас, долгополых, борода вроде униформы!
— А ты что же, никогда сапоги на ночь не снимаешь? — спросил батюшка. — Так и спишь в шкуре своей вонючей, в сапогах, с пистолетом на пузе и с автоматом в обнимку? Ты посмотри, сколько я тут у тебя без дела валяюсь! За это время две бороды можно было отрастить! Прихожан моих тут нет, службы я не отправляю, так что униформа мне вроде ни к чему. А с бородой и колко, и вообще… Я уж сколько дней в бане-то не был! Все лежу и жду, когда там, в бороде, звери заведутся, аки в дремучем лесу… А когда чего-нибудь в этом роде ждешь, сам понимаешь, мерещиться начинает, будто они уж там — бегают, скачут, плодятся…
Кончар расхохотался и закашлялся, поперхнувшись сигаретным дымом.
— Ну, поп, с чувством юмора у тебя полный порядок!
— Да какой уж тут юмор, — напуская на себя угрюмость, возразил отец Михаил. — Тебя бы на мое место, вот бы ты посмеялся!
— Ладно, — утирая тыльной стороной ладони слегка заслезившиеся от кашля глаза, сказал Кончар, — леший с ним, с юмором. Насчет насекомых ты, конечно, загнул. Чудится мне, что есть тут какая-то иная причина. А? Правильно я угадал?
Угадал он правильно, причина была. Поглядев на него внимательно, отец Михаил понял: этому великану зачем-то очень нужно, чтобы его решение сбрить бороду было принято не просто так, из-за каких-то там воображаемых насекомых, а по иным, гораздо более глубоким мотивам. «Хорошо, сын мой, — подумал отец Михаил с веселой злостью. — Я еще в армии, по первому году еще, таким, как ты, лапшу на уши вешал. Хочешь послушать, зачем я побриться решил? Ну, слушай!»
— Да какая там причина, — вяло отмахнулся он и демонстративно, с шумом поскреб в бороде всей пятерней. — Дань моде, скажем так. Точнее, стадному инстинкту. Все кругом бритые, один я с бородой. Неловко как-то, что ли…
— Хм, — сказал Кончар. — А в Сплавном ловко было?
— А ты не путай Божий дар с яичницей, — строго сказал батюшка. — В Сплавном я священник, уважаемый человек, там все знают, что борода мне по штатному расписанию положена, и никто на нее косо не смотрит. А тут даже девка эта, как ее, Синица, что ли?.. Так даже она, как глянет на меня, в кулак хихикать начинает.
Кончар характерным жестом потер подбородок и опять с сомнением поглядел на отца Михаила.