Урановый рудник

— А почему бы и нет? — удивился Петров. — Еще как сойдет! Личность твоя не установлена, удостоверения твоего я в глаза не видел, а завалил… то есть завалю я тебя исключительно в целях самообороны. Заготовитель пушнины Завальнюк, находясь в нетрезвом состоянии, напал на участкового инспектора Петрова и произвел по нему три выстрела из незарегистрированного пистолета системы Стечкина, после чего участковый Петров был вынужден в целях самообороны и обезвреживания опасного преступника применить табельное оружие… В результате чего, — закончил он с воодушевлением, — преступник был убит на месте. Так что лучше все-таки показать бумаги.

— Кишка у тебя тонка, ментяра, — сказал Завальнюк. Он был бледен, но скорее от злости, чем от страха. — Что ты о себе возомнил, дурачок? Те, кто приедет меня искать, не станут тебя расспрашивать про какую-то там самооборону. Тебя просто утопят в речке, как щенка, и скажут, что так и было.

— Это еще когда будет, — легкомысленно ответил Петров. — Да и будет ли? Сдается мне, ты тут далеко не первый, и начальству твоему плевать, сколько вас тут еще поляжет, лишь бы все было шито-крыто. Поэтому они будут ждать от тебя известий — может, целый год, откуда я знаю? А потом, когда станет ясно, что ждать от тебя уже нечего, пришлют сюда еще одного дурака. Ну, может, двоих. Только этого скорее всего уже не будет. Я вот сейчас шлепну тебя, урода, а потом просмотрю твои бумаги, все пойму, во всем разберусь до самого что ни на есть донышка и сообщу в Барнаул — так, мол, и так, в ходе следствия установлены нижеследующие факты…

Похоже, именно этого подполковник Завальнюк и пытался избежать всеми силами, и угроза Петрова во всем разобраться и вывести всех на чистую воду сыграла роль пресловутой соломинки, которая, согласно арабской поговорке, сломала спину верблюда. Молниеносным, почти неуловимым движением руки выбив у Петрова пистолет, подполковник набросился на лейтенанта с неожиданными при его в высшей степени мирном, округлом телосложении проворством и яростью. Судя по некоторым признакам, уроками рукопашного боя он не манкировал; Петров, впрочем, тоже оказался не лыком шит, и противники, мигом сплетясь в затейливо перепутанный клубок, с грохотом покатились по полу, сокрушая мебель, осыпая друг друга ударами, выкручивая друг другу конечности, а также одаривая друг друга эпитетами, половину которых видавший виды Холмогоров, к своему немалому удивлению, слышал впервые в жизни.

Алексей Андреевич встал из-за стола. Ему тут же пришлось отскочить в сторону, пропуская мимо себя сцепившиеся в безобразной драке на взаимное уничтожение «внутренние органы». Он увидел, как ладонь Петрова хлопнула по полу в каком-нибудь сантиметре от рукоятки отлетевшего под стол пистолета; в следующее мгновение Завальнюк, застонав от натуги, мощным рывком перебросил участкового через себя, перекатился следом и ловко оседлал лежащего на животе противника. Мигом сообразив, чем чревата такая позиция, Петров предпринял весьма энергичную попытку вывернуться из захвата, однако не тут-то было: долгие годы, проведенные в обнимку с бутылкой, дали себя знать, и Завальнюк оказался сильнее и проворнее. Он поймал норовящую ускользнуть руку участкового и деловито, со сноровкой, свидетельствующей о немалом опыте, завернул ее Петрову за спину чуть ли не до самого затылка. Петров, не стесняясь, заорал благим матом, по ходу действия высказав парочку нелестных замечаний о подполковнике Завальнюке и членах его семьи до седьмого колена. Подполковник в ответ лишь подтолкнул его завернутую кренделем руку на полсантиметра выше, и вопли Петрова мигом утратили членораздельность.

Предотвратив таким образом дальнейшее сопротивление противника, подполковник освободил свою правую руку, сунул ее в карман и жестом фокусника извлек оттуда вороненые наручники. Размышляя о том, сколько еще всякой всячины может обнаружиться в карманах брезентовой куртки Петра Ивановича, Холмогоров подошел к нему со спины, поднял вверх руку, в которой уже некоторое время держал снятый с полки увесистый глиняный кувшин, и, хорошенько прицелившись, опустил кувшин на лысую макушку подполковника ФСБ Завальнюка.

Кувшин разлетелся на куски с прозаическим треском. Некоторое время Завальнюк сидел неподвижно, держа на весу готовые к употреблению наручники, а потом медленно повалился лицом вперед, с удобством расположившись на участковом, как на матрасе. При этом он, естественно, придавил завернутую назад руку лейтенанта, на что последний отреагировал совершенно нечеловеческим воплем, всполошившим, наверное, весь поселок. Во всяком случае, собаки ответили участковому многоголосым истерическим лаем.